Ширли Конран - Кружево. Дорога к дому

– Не надо так расстраиваться, – утешал ее Тоби. – Ты говоришь так только потому, что еще ни разу не думала над возможностью усыновить или удочерить кого-нибудь.

– Думала! Думала! Господи, да думала же! – Кейт разошлась еще сильнее, и в конце концов в палате появилась медсестра со шприцем в руке, выставившая Тоби за дверь.

Из больницы Кейт возвратилась домой ослабевшая, измотанная и в состоянии беспредельной и непреходящей тоски.

Тоби никак не мог понять причины такого ее состояния и силы ее переживаний. Вот если бы ребенок родился, пожил бы какое-то время, а потом умер – это было бы понятно. Но если он все равно должен был родиться мертвым? Кейт не могла заставить себя ни с кем разговаривать, она хотела быть постоянно одна, но в то же время не хотела быть в одиночестве , и она целыми днями плакала. Тоби утешал ее, как умел, но он не мог постоянно находиться рядом с ней: как раз в это время он заканчивал крупный заказ. По иронии судьбы, это был проект санатория, предназначенного для выхаживания детей, выздоравливающих после тяжелой болезни.

Кейт с грустью наблюдала за тем, как ее груди возвращались к обычному объему. Живот у нее снова обвис, хотя еще месяц назад он был твердым и упругим. Ее опять охватили те же чувства, которые она испытала на похоронах отца, – чувства безвозвратной потери и замешательства.

Что она сделала не так?

Наверняка она что-то сделала неверно. Иначе откуда же эти постоянные разочарования, когда единственное, чего она хочет, это обычного простого человеческого счастья? У других все в порядке; за что же ей-то постоянное наказание?! Почему она не может ощутить себя полноценной женщиной, хотя бы ненадолго?! Кейт решила избавиться от ощущения перманентной опустошенности тем, что целеустремленно и энергично погрузилась в то своеобразное сочетание деловой, светской жизни и развлечений, которое предлагал в те годы лондонский район Челси. Их небольшой дом располагался всего в пяти минутах ходьбы от Кингз-Роуд, и потому не меньше трех раз в неделю Кейт и Тоби заходили пропустить стаканчик в «Герб Маркхэмов», изысканную пивную, оформленную в стиле времен короля Эдуарда, находившуюся рядом с так называемым «Базаром» – небольшим магазинчиком, принадлежавшим Мэри Квант.

«Базар» был чем-то похож на непрерывную вечеринку с бесплатной выпивкой. Самые красивые девушки Лондона таскали сюда своих мужей и любовников. Поскольку в «Базаре» была только одна, притом микроскопическая примерочная, девушки примеряли одежду прямо посреди магазина, и любой прохожий мог любоваться с улицы через витрину открывавшимся ему зрелищем.

Челси стал внезапно модным районом, столь же известным, как левый берег Сены в Париже или Сан-Франциско в Америке. В газетах и журналах всего мира стали писать о его погребках, кофейнях, притонах, где можно было попробовать наркотики, его магазинах мод и манекенщицах. Небольшой лондонский район перестал вдруг быть просто географической точкой на карте и превратился в синоним определенного образа жизни и стиля в одежде. Кейт нравились те новые, возбуждающие импульсы, что шли с Кингз-Роуд в мир моды, дизайна, шоу-бизнеса; ее восхищали новые веяния в манере одеваться, и она носила короткие облегающие блузки с высоко поднятой грудью, сшитые из серой фланели, и белые гольфы с ярко-красными виниловыми сапогами. С кричащим, нарушающим все устоявшиеся представления пальто из черной кожи она могла надеть что-нибудь темно-фиолетовое или, наоборот, рыжее. Ее меховые шляпки были примерно той же величины, что и шапки гвардейцев, несущих караул возле Букингемского дворца. Внешне она выглядела как обычная девушка из Челси: девочка что надо, от которой обалдеть можно, уверенная в себе, вся при сапогах и черных чулках, идущая в авангарде той молодежной волны, что начинала задавать тон во всем и впервые утверждала в общественном сознании мысль, что вторая половина XX века будет принадлежать молодым (по крайней мере, молодые тогда так думали).

Кейт чуть-чуть благоговела и трепетала от страха перед Мэри Квант, невысокого роста рыжеволосой девушкой, почти постоянно хранившей таинственное молчание. Она сама и другие Девочки-Что-Надо из Челси казались Кейт потрясающе утонченными, знающими, опытными, одаренными. Рядом с ними Кейт чувствовала себя безнадежно тупой и бездарной. Боже, они же учились в Художественной школе! Они были способны, как эта Мэри, не только придумать новый Стиль Момента, но и с апломбом носить все, что ему соответствовало, будь это Стиль Лолита, или Стиль Школьница, или Кожаный Стиль, или даже Стиль Дождливая Погода: желтая пластмассовая юбка и клеенчатая рыбацкая зюйдвестка.

Кейт старалась изо всех сил. Она обесцветила волосы, подстригла их и завила кудряшками, как носили все сексуальные кошечки Челси. Она обводила глаза черной краской и мазала губы розовой помадой, которую надо было обязательно наносить на слой белой. И при этом она продолжала чувствовать себя совершенно несчастной, заброшенной и одинокой. «Я подумываю о том, чтобы поступить в Художественную школу Челси и научиться рисовать», – робко сказала Кейт Тоби, когда они как-то вечером спешили под дождем в «Герб Маркхэмов». Тоби поглубже засунул руки в карманы шерстяного пальто, накинутого прямо поверх черных, дудочками, брюк и свитера – он одевался, как Одри Хепберн, – уставился на свои бежевые замшевые сапожки, нахмурился и весьма дружеским тоном заявил: он не думает, что у Кейт есть для этого необходимые данные .

Потом Кейт узнала, что Пэйган уже давно вернулась в Англию и живет здесь. До Кейт и Максины и раньше доходили слухи о том, будто брак Пэйган распался. Обе они писали ей письма и в Каир, и, на всякий случай, на адрес имения Трелони, но ни одна из них ни разу не получила ответа. Кейт слышала от кого-то, что Пэйган якобы живет в Бейруте, и пыталась представить ее себе в мешкообразных розовых шароварах, вкушающей турецкие сладости, сидя на горе пышных шелковых подушек. Максина же была слишком занята собственной семьей и собственными делами, чтобы заниматься розысками Пэйган, особенно если сама Пэйган явно не хочет поддерживать с подругами контакта. «Если Пэйган хочет меня увидеть или написать мне, – рассуждала Максина, – она знает, где меня можно найти».

Но однажды вечером, на открытии какой-то художественной выставки, Кейт встретила Филиппу – длинноносую, с копной рыжих волос, любительницу бриджа, с которой она не виделась со времени своей последней поездки в Каир. Кейт сразу же узнала ее. Филиппа принадлежала к тому типу людей, которые смысл всей своей жизни видят в поддержании связей и отношений с массой самых различных людей, не позволяя никому из них как-либо избежать получения очередной рождественской открытки, причем непременно на бланке ООН. Филиппа рассказала Кейт, что Роберт уже давным-давно развелся с Пэйган и что та вернулась в Англию и похоронила себя где-то в деревенской глуши.