Элин Сьёберг - Капкан для нежной девочки. Часть 1

– У меня на цифры плохая память, но это тот самый мотоциклист, – шепчу я.

На развилке лимузин и в самом деле уходит влево. Теперь уже не остается сомнений в том, что он направляется в наш городок. Мотоциклист безнадежно отстал. Мы держимся в кильватере, но рассмотреть тех, кто сидит в салоне, через тонированные зеркальные стекла невозможно.

– Держись! – Марта сигналит и прибавляет газ.

Лимузин, исполненный важности, движется неторопливо. Он слегка принимает вправо, пропуская вперед наглую маленькую машинку пожарного цвета.

– Что ты задумала? – Мне становится не по себе, ведь Марта любит всяческие авантюры, не всегда безопасные по своим последствиям.

– Сейчас увидишь.

Моя подруга сворачивает шею, глядит назад.

– На дорогу смотри, разобьемся, – советую я.

Ни мне, ни Марте не удается рассмотреть ничего особенного. За лобовым стеклом бесстрастное, волевое лицо водителя, облаченного в униформу. Перегородка между ним и салоном поднята.

Лофгрен победно смотрит на меня. Я же не понимаю, в чем дело.

– Мы сейчас вырвемся вперед, а потом его остановим, – говорит Марта и улыбается.

– Как ты собираешься его останавливать?

– Предлог я придумаю.

Но происходит все не так, как она рассчитала. За поворотом в отдалении я отчетливо вижу полицейского с жезлом, стоящего возле обочины. За ним маячит машина с мигалками. Это шоссе я прекрасно помню. Именно здесь стоит знак, ограничивающий скорость. Мы превышаем положенную аж на треть.

– Притормози, – шиплю я.

– Да это же картонный полицейский! – Марта не обращает внимания на мои предупреждения. – Я на вокзал ехала, он здесь стоял. Я ему еще «фак» показала. – Подруга явно намеревается, подъехав поближе, повторить свой недавний подвиг, но…

«Картонный» полицейский оживает и указывает жезлом на обочину. Марте приходится тормозить. Пока он неторопливо приближается к нашей «Хонде», подруга успевает поправить прическу, глядя в зеркальце, примеряет на лицо одну из своих дежурных улыбок.

При этом она шепчет:

– Ты, Эли, только не встревай. Ладно?

А у меня и нет малейшего желания встревать. В конце концов, не я была за рулем. К тому же Марта сама вызвалась вести машину. Вот теперь пусть и получает свой штраф.

Полицейский заглядывает в салон. Его взгляд проходится по мне, задерживается на бедрах, на застежке джинсов, но не слишком долго. Все-таки он в форме, при исполнении своих обязанностей, а потому его законная жертва – Марта. Он просит ее выйти из машины.

О чем они говорят, мне не слышно, улавливаю только интонации. Реплики Лофгрен отдаленно напоминают птичье щебетание, а вот то, что произносит полицейский, похоже на урчание голодного кота. Я понимаю, что флирт в открытую не ведется. Но даже в форме дорожный инспектор остается мужчиной, и чары Марты на него действуют.

Пока они любезничают, мимо нас медленно проплывает лимузин, который Марта собиралась остановить. Стекло в салоне слегка приспущено. Машина, миновав нас, набирает скорость и исчезает за поворотом. А вот мотоциклист куда-то испарился.

Минут через пять Марта возвращается в машину. Улыбка, предназначавшаяся полицейскому, тут же слетает с ее лица. Лофгрен бросает документы на приборную панель.

– Тупой урод! – шепчет она, заводя двигатель.

– Оштрафовал тебя? – участливо интересуюсь я.

– Если бы!.. – Марта чувственно кривит губы. – Я потратила на него кучу обаяния, которого было бы достаточно, чтобы свести с ума трех женатых мужчин. А он даже не улыбнулся мне.

– Он при исполнении, – пытаюсь утешить я подругу. – В другое время, в иной обстановке все пошло бы иначе.

Марта очень хорошая подруга, но у нее есть одна черта характера, которую я никак не могу понять и разделить. Ей нравится сводить мужчин с ума. При этом постель, как я понимаю, Марте не нужна. Она накручивает парней, женатых мужчин, но когда дело подходит к закономерному финалу, округляет глаза и принимается возмущаться. Мол, как о ней могли такое подумать?!

Но иногда Марта все же сходится с мужчинами поближе, а потом в деталях пересказывает мне все, что с ней случилось. Ладно, у всех нас есть свои странности. Я тоже не исключение.

– К тому же у него был очень чувственный голос, – продолжаю я.

– Тебе так показалось?

– Но он же не оштрафовал тебя.

Марта трогает машину с места так резко, что даже протекторы свистят по асфальту.

– Осторожнее, а то нас попросят вернуться, – предостерегаю я.

Наконец-то мы приезжаем в свой Хёгкуль. Марта расстроена. Ведь лимузин уже припаркован на стоянке возле магазина, а его пассажиры дружно улетучились. Продавщица видела только водителя, он зашел купить пару батареек и бутылку минеральной воды. Шарлотты она тоже не замечала.

– Делать нечего, едем к тебе, – говорит Марта.

Мы с ней живем рядом, в одном квартале. Я устала с дороги. В моей голове до сих пор не все в порядке после эротических фантазий – то мне все кажется вымыслом, то правдой. Но я все равно приглашаю Марту зайти. Надо же ее хотя бы кофе угостить.

Сумка просто ставится в угол, нет сил ее распаковывать, подождет до вечера. Я включаю кофеварку. Внутри булькает, переливается. Я же тем временем преспокойно начинаю переодеваться, выскальзываю из джинсов, сбрасываю майку. В этот момент внутри кофеварки заканчивается процесс. Она с резким шипением выбрасывает в стеклянную колбу порцию кипятка. Я машинально оборачиваюсь.

Марта поднимает взгляд от глянцевых страниц торгового каталога.

– Эли! – Глаза подруги ползут под самый лоб.

– В чем дело? – спрашиваю я и тут же спохватываюсь, проследив траекторию ее взгляда.

Конечно же, Лофгрен неприкрыто уставилась на синяк на моей груди. Следы мелких зубов проступают очень отчетливо. Нет чтобы сделать вид, будто ничего не заметила. Я бы на ее месте так и поступила. Я прикрываюсь ладонью и тут же краснею, будто совершила что-то стыдное.

– Эли, с тобой это случилось в Стокгольме?

– Что именно случилось? – переспрашиваю я, панически перебирая в голове слова.

При этом я понимаю, что многие из них для нормального человека просто логически не стыкуются между собой, например: «подземка», «макака», «грудь», «албанец».

– Ну, это!.. – Марта даже подается вперед от любопытства. – Я-то думала, что ты сама скромность. А ты такая же стерва, как и я.

Слово «стерва» Марта произносит абсолютно без осуждения. Для нее это лучшая похвала, какую только можно высказать в отношении женщины. Себя она считает не простой, а самой что ни на есть прожженной стервой.

– Ничего этакого в Стокгольме со мной не случилось, – отвечаю я с легким раздражением.

Мне приходится отнять ладонь от груди, чтобы разлить кофе по чашкам. Вновь прикрываться – это глупо. Подруга меня застукала. Я, как была, сажусь в кресло напротив Марты и смотрю ей в глаза. Взгляд мой прыгает. Ее тоже.