Элин Сьёберг - Капкан для нежной девочки. Часть 1

«В конце концов, какое мне до нее дело? Пусть красит волосы в рыжий, как медная проволока, цвет, делает себе перманентный контур губ. Для меня это просто неприемлемо. Ведь тогда я буду выглядеть просто ужасно со смятой помадой. Люди решат, будто мой рот провалился».

– Фрекен Мартинссон к херру Улссону. Юхону Улссону, – с интонациями Джеймса Бонда добавляю я.

Рыжая явно завидует моему бюсту, ведь на ней свободная блузка, какие обычно надевают те дамочки, у которых грудь маловата. Ее выдает беглый взгляд, брошенный в вырез.

«Это обстоятельство уж никакими занятиями на курсах для теледикторов не исправишь, – злорадно думаю я. – Разве что вкачать пару литров силикона в каждую сиську. Взгляд мужчины так обмануть еще можно, однако не его пальцы, губы… – Я тут же ужасаюсь. – О чем ты думаешь, Элинор? Побыстрее переживи свой получасовой позор, отработай деньги, которые дает вашей радиостанции эта чертова партия, и катись отсюда в свой Хёгкуль».

– Минуточку, – произносит рыжая и включает внутреннюю связь. – Фрекен Мартинссон к херру Улссону, – дублирует она мои слова.

Это получается у нее очень чувственно, как в рекламе. Я так говорить всерьез не умею, у меня только понарошку выходит нечто похожее.

– Да, разумеется, – говорит Валькирия и поднимает глаза на меня. – Проходите, фрекен Мартинссон, херр Улссон ждет вас.

– Вы не против, если я оставлю у вас за стойкой свою дорожную сумку?

– У нас есть специальная камера хранения, она у лифта, – с видом превосходства сообщает мне рыжая.

– Благодарю, – отвечаю я слегка надменно, обозначаю движение к лифту и тут же спохватываюсь, что не спросила, где кабинет, в котором меня ожидает херр Улссон.

Но обращаться к рыжей Валькирии за помощью еще раз – это сейчас ниже моего достоинства. Ведь у нее-то, в отличие от меня, и глаза накрашены симметрично, и пробор идеальный.

– Второй этаж, прямо напротив лифта, – бросает она мне в спину подсказку, наверняка прочувствовав мою ошибку.

Я оставляю дорожную сумку в ячейке, забираю ключик. Створки кабинки лифта сходятся с мелодичным звуком, доносящимся из динамиков, укрепленных над моей головой. И тут вновь зеркала – передо мной, за спиной, сбоку. Я, растиражированная отражениями, могу рассмотреть себя со всех сторон, даже не поворачивая головы. Не так уж плохо и выгляжу. Определенная неряшливость даже придает мне шарм. Или это только самоутешение?

Интересно, какие картинки видели эти зеркала? Кого и в какие моменты жизни отражали? Мне почему-то кажется, будто в кабинке пахнет развратом. Ведь стоит мужчине и женщине оказаться в тесном замкнутом закутке, и граница, как принято теперь говорить, личного пространства немедленно нарушается. В голову неминуемо приходят всякие непристойные мысли и желание их реализовать. Это как в танце, когда дается легальная возможность обнять друг друга, вдохнуть чужой запах, но при этом не перейти границы пристойности.

И все же вряд ли эти зеркала видели что-то более серьезное, чем депутата ландтага, проверяющего, хорошо ли застегнуты у него брюки. Здание невысокое, на пять этажей, развернуться не успеешь, да и камера наблюдения в кабинке, скорее всего, установлена.

Вновь звучит мелодичное «блям», и створки кабинки расходятся. Все так, как и пообещала мне рыжая Валькирия. Прямо напротив лифта располагается дверь кабинета с блестящей табличкой, извещающей, что за ней обосновался представитель по связям с общественностью. С одной стороны, напротив лифта или туалета выделяют кабинеты тем, кого не сильно ценят коллеги, с другой – профессия обязывает херра Улссона быть ближе к посетителям. Честно говоря, я так и не поняла, это для него наказание или привилегия.

«Я самая красивая, привлекательная…», – накручиваю я свое эго.

В учреждениях стучаться не принято, вот я и толкаю дверь, к тому же о моем визите предупреждены. Херр Улссон сидит за столом и внимательно вглядывается в экран компьютера. Я не вижу изображения, но по отражениям в глазах Юхона тут же догадываюсь, что разглядывает он не документы, а фотографии и, скорее всего, частные.

Я демонстративно выключаю свой мобильник. Мужчины, особенно чиновники, такое любят. Это придает им важности в собственных глазах.

– Здравствуйте! – Он нереально жизнерадостно вскакивает из-за стола, словно всю жизнь только и ждал моего визита.

В его порыве столько неискренности, что я даже позволяю себе улыбнуться. Интересно, так ли он фальшивит с теми, кого любит? И вообще, способен ли на это? Должны быть люди, которые ему дороги. Мать, отец, братья. Или карьерные дипломаты уже рождаются такими вот – в темно-синих костюмах с малиновыми галстуками на шеях?

Моя улыбка слегка смущает хозяина кабинета, он почти незаметно проводит пальцем по застежке брюк, проверяя, не разошлась ли. У мужчин, какие бы посты они ни занимали, какое бы образование ни получили, есть эта неистребимая привычка. Если женщина внезапно улыбается, глянув на них, то они в первую очередь проверяют, застегнуты ли брюки. Будто для улыбки не может быть других причин. Но мужчины устроены так, что постоянно думают о своем члене, вернее сказать, о том, что он у них есть.

Убедившись, как ему кажется – незаметно, в идеальном состоянии застежки, херр Улссон бросается пожимать мне руку. Я спокойно обошлась бы и без этой церемонии. Мне далеко не всегда приятно прикосновение к чужому телу. Но я понимаю функционера, его обязывает политкорректность. Не дай бог, кто-то заподозрит, что он делает различие между посетителями по гендерному признаку. Мужчинам руки пожимает, а вот женщинам – нет.

– Присаживайтесь, – произносит Улссон, указывая на одно из кожаных кресел перед журнальным столиком.

Я сажусь и тут же чувствую, что кресло низковатое, колени оказываются выше моего копчика, а потому мне приходится плотно сжать ноги. Юхон уже расположился напротив.

Я ловлю два его коротких взгляда. Один брошен в вырез моей блузки – легкое разочарование, но не размером, а тем, что там плотный лифчик. Второй взгляд приходится точно по линии плотно сжатых ног. Я его не только вижу, но и ощущаю напряжением в самом низу живота. Он словно делает не слишком настойчивую попытку раздвинуть мне колени. Может, правы Марта и Эдвин, херр Улссон и в самом деле положил на меня глаз? Или даже два? Функционер ухожен, прическа у него идеальная, словно только что встал из кресла в парикмахерском салоне.

– Фрекен Мартинссон!.. – возвращает меня к реальности Юхон. – К сожалению, не могу предложить вам кофе, кофеварка сломалась. Желаете минеральной воды?

Улссон меня абсолютно не возбуждает, а потому и горло от волнения не пересохло. Я с легкостью отказываюсь от его предложения.