Дженнифер Блейк - Дикое желание любви

Первой в их ложе заговорила мать Кэтрин.

– Это самая прелестная новинка в списке сезонных спектаклей, не так ли? Легкая, по сравнению с обычным репертуаром, но забавная.

Она подождала, пока смолкнут слова согласия, и продолжила:

– Очень жаль, что вы с Рафаэлем пропустили начало, Кэтрин, но нескольких слов будет достаточно, чтобы ввести вас в курс дела. Значит, голова у тебя уже не болит? Я очень рада, что Рафаэлю удалось уговорить тебя приехать. Я была уверена, что ты захочешь познакомиться с его сестрой.

– Несомненно, – ловко подхватил Наварро, прежде чем Кэтрин успела что-либо ответить. – Кэтрин, позволь представить тебе мою сестру Соланж и ее компаньонку, мадам Тиби. Цветы вокруг нас – в честь Соланж. Недавно ей исполнилось восемнадцать, и сегодня ее первый выход в театр. До сегодняшнего дня она уединенно жила в деревне, в Альгамбре. Именно ради нее я вынужден был оставить тебя на эти три дня, Кэтрин, но, может быть, ты окажешь любезность познакомить мою сестру со своим городским кругом друзей.

– Конечно. Здравствуй, Соланж. – Кэтрин радостно и облегченно улыбнулась: значит, цветы были не очередной своеобразной шуткой в ее адрес, устроенной Наварро в честь ее выхода из заточения. Более того, он искренне извинился за настойчивость, с которой требовал сопровождать ее в театр. Она снова могла успокоиться. Могла ли?..

Соланж кивнула ей в знак приветствия, но на ее худом болезненном лице не появилась ответная улыбка. В черных как угли глазах мадемуазель Наварро читалась подозрительность и настороженность. Она сидела в кресле, держа спину прямо, и ее прическа выглядела слишком вычурной для ее возраста, а однотонное белое платье, напротив, явно было пошито провинциальной портнихой.

Сидевшая рядом с ней женщина, мадам Тиби, оказалась еще менее приятной. На ней была вдовья шляпка с бледным кружевом и черной лентой. Она обладала бесцветными губами некрасивой формы и болезненно желтой кожей под слоем рисовой пудры, а цвет ее глаз словно выгорел под палящим солнцем и стал совсем светлым, коричнево-серым. На таком тусклом фоне болтающиеся в ее ушах золотые серьги выглядели неуместно, неестественно ярко. Трудно было определить, Соланж следовала примеру этой женщины или наоборот, но мадам Тиби тоже ограничилась кивком.

Наварро, казалось, большего и не ожидал. Он сразу же повернулся к паре, сидевшей за его сестрой и компаньонкой.

– Кэтрин, это Джилс Бартон и его сестра Фанни – мои друзья и по совместительству соседи, когда я живу в Альгамбре.

– И в другое время, надеюсь, – сказал Джилс Бартон, вставая и склоняясь к руке Кэтрин.

Он возвышался над ней, широкоплечий светловолосый великан, возможно, даже более высокий, чем Наварро, с проницательными синими глазами и открытой радушной улыбкой. Его большая ладонь была теплой, и он задержал в ней ее пальцы, отпустив их не слишком поспешно, но и не чересчур поздно.

Его сестра наклонилась вперед.

– Мы так рады встрече с вами, мадемуазель Мэйфилд. Я знаю, ваш отец был американцем, поэтому мы в чем-то похожи, не так ли? Надеюсь, вы не станете возражать, если мы с братом будем присутствовать на вечеринке? Раф настаивал, а мне так редко удается убедить Джилса выехать в город.

– Вовсе нет, мисс Бартон, – ответила Кэтрин. – Месье Наварро волен приглашать всех, кто ему нравится, в то время как я считаю, что большие вечеринки гораздо веселее.

Фанни Бартон нервничала, это стало понятно Кэтрин, когда она заговорила снова. Ее лицо побледнело, так что веснушки на переносице превратились в брызги золотистых капелек, а широкий рот изогнулся в нерешительной улыбке.

– Можно сделать вам комплимент по поводу вашего платья? – спросила женщина, серьезно глядя на нее своими серыми глазами. – Оно напоминает мне одежду, которую я носила дома, в Филадельфии. Не могу передать вам, как приятно видеть цветной наряд. Здесь носят так много белого. Красиво, конечно, и со всем сочетается, потому что он такой практичный и подходит для теплого климата, где все должны часто переодеваться и стирать одежду, надев хотя бы раз, – но все же он такой блеклый. Ваше платье выделяется, как желтый пион на клумбе белых роз.

Кэтрин уже почти забыла, во что была одета. От воспоминания о мужчине, которого они называли Раф, краска прилила к ее щекам. Однако она была вынуждена признать, что платье имело успех. У него был низкий круглый вырез, который со стороны спины поднимался в присборенный стоячий воротник. Юбка мерцающими складками ниспадала от самого лифа и до пола, сзади превращаясь в небольшой изящный шлейф. Несмотря на простоту кроя, платье выглядело царственно благодаря роскошному золотистому шелку. Жемчужное ожерелье, браслет и серьги, в последний момент взятые Деде из маминой шкатулки, прекрасно дополняли ее необычный toilette [52] Наряд ( фр. ) . – Примеч. ред. .

– У вас земля возле Альгамбры? – спросила Кэтрин. Было проще продолжать разговор с Фанни Бартон, чем повернуться и пытаться вести светскую беседу с Наварро.

– Да, у нас есть плантация в пяти или шести милях от Альгамбры. Очень милый дом, хотя не такой просторный, как тот, что получил в наследство от отца Раф, да и участок гораздо меньше.

– Но вам бы хотелось жить в городе?

– По правде говоря, нет. Мне нравятся здешние развлечения, магазины, балы, бесконечные приемы и шумные рауты – даже цирк месье Гаэтано. Но это не для меня, – засмеялась она. – Джилс упрекает меня в том, что я больше люблю ходить на судне, чем наносить визиты. Я все равно быстро устаю от них и скучаю по тишине дома.

– Правда? Я провела на плантации одно лето. Тогда я была ребенком и мне казалось, что дни там текут так же медленно, как река.

– Да, все это так и сейчас. Кроме того, в последнее время нам доставляют беспокойство рабы. Когда Джилс пять лет назад купил это поместье, там были рабы с острова, и вы, конечно же, знаете, что негры из Вест-Индии повсеместно практикуют эту ужасную черную магию, которую называют вуду. Не говоря уже об их замыслах устроить восстание по примеру революции на Гаити.

Мадам Тиби кивнула и невежливо вмешалась в разговор.

– Я могу рассказать об этом парочку случаев. У нас в Альгамбре есть несколько негров с острова. Выглядят как звери. Я знаю, что говорю. В девяносто первом мои отец и мать, старшая сестра и муж были убиты на Сан-Доминго, который сейчас называется Гаити. Мой сын умер в лодке, когда мы совершали бегство на Кубу. Мне повезло убежать и остаться в живых. А столько людей умерло!

Ее неприятный монотонный голос не вызывал желания посочувствовать. Она смотрела стеклянным взглядом, в котором было что-то отталкивающее, и над ее верхней губой выступили капельки пота. Когда же свет от свечи упал на ее высокий выпуклый лоб, Кэтрин увидела, что толстый слой рисовой пудры скрывал глубокие оспины.