Фиона Макинтош - Храню тебя в сердце моем

– Добрый вечер, Том. Ну, у тебя снова появился румянец.

– Нет ничего лучше физического труда, – сказал он, делая вид, что разминает мышцы. – Я слишком долго прохлаждался в госпитале.

– Рада за тебя, – подбодрила его она, и они ласково улыбались друг другу, пока не зашел Эйб, который переоделся к ужину, и теперь его голову украшала плоская круглая шапочка, едва прикрывавшая макушку.

– Можешь накрыть на стол, если хочешь, Том, – сказала Иди. – Все, что тебе понадобится, лежит в буфете. И еще было бы неплохо зажечь свечи.

– Сию секунду, – ответил он, отсалютовал Иди и исчез в соседней комнате. Там было два буфета. В ближайшем к себе он нашел все, что было нужно.

Ему не понадобилось много времени. Возможно, привычка все делать быстро выработалась у него в армии: он сразу же нашел камчатную скатерть, встряхнул ее, чтобы разгладить складки, и постелил на стол. За скатертью последовали такие же салфетки с кольцами. В коробке из красного дерева он обнаружил столовые приборы и накрыл стол на троих. За дверцами буфета нашлись и бокалы. Он отошел к стене полюбоваться своей работой. Идеальная сервировка. Он поставил на стол подсвечник, который заметил на верхней полке буфета, вставил в него и зажег четыре новых свечи. Стол выглядел так уютно, что он понял, как ему не хватало такой вот нормальной жизни.

Том вернулся на кухню, где отец с дочерью мирно спорили о приправах к тому, что Иди собиралась налить в большую супницу.

– Стол накрыт! – сообщил он, чтобы не толпиться в тесной кухне.

Когда они вошли в столовую, воцарилась тишина. Он посмотрел на них с удивлением, а они между тем ошеломленно уставились на стол. Он не мог взять в толк, что их так поразило. Стол был сервирован идеально. Серебро и хрусталь сверкали при свечах.

– Что-то не так? – спросил он.

Они бросились успокаивать его, перебивая друг друга.

– Это просто… обычный ужин, – добавила Иди, глядя на роскошный стол перед собой.

Том посмотрел на собственное творение. Он по-прежнему не мог понять, в чем дело.

– Том, мальчик мой, с каких это пор вы едите серебряными приборами и пьете воду из хрустальных бокалов по вторникам? – спросил Эйб, и Том услышал веселье в голосе старика. – Смотри, Иди, наш гость, кажется, ожидает несколько блюд, – сказал он, указывая на два комплекта вилок и ножей и десертные вилку и ложку, аккуратно лежащие напротив трех стульев. – Надеюсь, ты приготовила пудинг, дочка. – И он с явным наслаждением усмехнулся.

Иди поставила супницу на стол, и, посмотрев на нее, Том увидел, что это обычная керамическая кастрюля. Серебряная супница поблескивала в буфете. Но в глазах Иди блестело такое же веселье, как и у отца.

– Папа, сколько времени мы не пользовались хорошей посудой и столовыми приборами?

– Слишком долго, дочка, – признался тот.

– Это замечательно, Том, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Спасибо.

– А есть другая посуда? – Он нахмурился.

Она указала на другой, более скромный на вид буфет.

– Вон там. Наши повседневные столовые приборы и посуда. Это наша лучшая посуда, – сказала она, оглядываясь на празднично накрытый стол. – Но как красиво. Может быть, это ключ к твоему прошлому, Том.

Он видел, что хозяева обмениваются недоумевающими взглядами, несмотря на их ободряющие улыбки. Эйб протянул ему небольшую темную бархатную кипу.

– Не помешает носить это за ужином, – проговорил он извиняющимся тоном.

– С радостью. Завтра я продолжу работать в кладовой.

Эйб кивнул.

– Вы уже сделали больше, чем я ожидал.

Том улыбнулся Иди, которая пододвинула супницу и подняла крышку, под которой оказалось рагу. Его глаза округлились, и оба заметили выражение его лица.

– Сам не знаю, почему я ожидал куриный бульон с клецками, – объяснил он.

Эйб поднял палец.

– Мои бабушка и дедушка родились в Лондоне, но мне кажется, что изначально мы прибыли из России или Восточной Европы.

– Холодный климат, следовательно, горячее тушеное мясо – это часть нашей культуры, – закончила Иди, усаживаясь.

– Давайте помолимся, – сказал Эйб.

Том наклонил голову и положил руки на колени, надеясь, что это правильный способ молиться за еврейским столом. Ему хотелось скрестить руки, а еще лучше – потянуться к руке Иди и подержаться за нее, втайне испытывая от этого удовольствие. Но даже не осмелившись на это, он испытал радость, вспомнив, что сегодня она уже дважды держала его за руку по пути сюда, и воспоминание о прикосновении к руке Иди в перчатке запустило неожиданный набор реакций, так что ему пришлось откашляться, пока Эйб Валентайн спокойно благодарил Господа за пищу на столе, здоровье семьи и за выздоровление гостя, ужинавшего с ними. Том также почувствовал внутри себя незнакомое тепло от ощущения причастности впервые за свою новую, короткую жизнь и испытал прилив радости.

И когда Иди встала, чтобы взять его тарелку и положить рагу, он специально положил свои пальцы так, чтобы «случайно» коснуться ее. Отпустить тарелку и кончики ее пальцев оказалось гораздо труднее, чем следовало бы, и она удивленно взглянула на него, потянув тарелку и почувствовав напряжение в руке Тома. Ее темные глаза выглядели задумчивыми в свете лампы, которую она зажгла, чтобы лучше осветить столовую, и, несмотря на все его попытки не размышлять о жизни Иди и ее планах, Том не мог не прогнать неуместные мысли о ее женихе… в частности, о том, как сильно он ему завидует.

– Извини за масляные лампы, – сказала Иди. – У нас есть газовое освещение, но у Эйба начинается одышка, если мы используем его слишком долго. Мы включим его позже в гостиной.

Том усмехнулся.

– Свечи и лампы в любом случае гораздо романтичнее.

– Довольно накладно использовать и то и другое, – тихо предупредил Эйб, разворачивая салфетку, чтобы положить ее на колени.

Иди потянулась к половнику, чтобы разложить по тарелкам рагу, начав с отца, затем Тому, а затем и себе. Она передала им теплые булочки с отверстием посередине, и, когда Том потянулся за странным хлебом, его рука коснулась руки Иди, на этот раз действительно случайно. Блюдо с хлебом покачнулось, она испуганно посмотрела на него, и теперь он был уверен, что не только его бросает в дрожь от незримых искр, летающих между ними.

– Извини, – сказал он.

Выражение ее лица выровнялось, хотя она едва взглянула на него и сразу же заговорила с отцом о костюме, который доставила сегодня в госпиталь. Это дало Тому возможность разломить бублик, усеянный крупицами соли. Внутри его слегка хрустящей оболочки оказалось мягкое пористое тесто, которое он с наслаждением начал жевать.

– Просто удивительно! – сказал он.

Хозяева перестали говорить и посмотрели на него, удивленные этими неожиданными словами.