Бенито Гальдос - Двор Карла IV (сборник)

– Она обыкновенно не выходит в эти часы. Найди ее и попроси немедленно прийти сюда, – с беспокойством произнесла она.

– Я уже сказал, что я не хочу идти и не пойду, потому что я не слуга графини, – ответил я ей. – Я отправляюсь домой, в Мадрид. Вам надо поговорить с моей госпожой? Ну, так поищите ее во дворце. Вы думаете, я какой-нибудь сыщик, что ли?

Сеньора, очевидно, была возмущена моей невежливостью. Она была так удивлена подобным разговором, что встала с намерением позвонить. В эту минуту я в первый раз взглянул на нее внимательно.

Она была скорее стара, чем молода; как я потом узнал, ей было сорок восемь лет, но на вид, благодаря изящной прическе и костюму, гораздо меньше. Среднего роста и худощавая, она имела величественную и в то же время грациозную походку. Ее лицо не было особенно интересно, но оживлялось красивыми, быстрыми, черными глазами; углы рта уже опустились, как у пожилых женщин, но открывали два ряда белых, правильных зубов. Красивее всего были белые, тонкие руки, уцелевшие, как доказательство былой красоты. В одежде не видно было особенной роскоши.

Как я уже сказал, она встала, чтоб позвонить, но она не успела еще сделать этого, как дверь отворилась, и вошла моя госпожа. Гостья радостно встретила ее, и обо мне вспомнили только для того, чтоб выслать меня из комнаты. Я вышел в следующую комнату с намерением направиться в мою, но шелест отодвигаемой мною драпировки напомнил мне о приказании Амаранты подслушать разговор. Я остановился; тяжелая драпировка совсем закрыла меня, и я мог расслышать каждое слово.

В первую минуту мне казалось недостойным стоять здесь, и я хотел уйти, но любопытство пересилило. В человеческой натуре есть такие дурные инстинкты, с которыми трудно бороться. К тому же я был так настроен против моей госпожи, что хотел раньше всего испробовать на ней ту самую методу, которую она рекомендовала мне практиковать на других.

– Ведь вы велели мне подслушивать? Вот я и исполняю ваше приказание! – со злостью шептал я про себя, мысленно обращаясь к моей госпоже.

Незнакомая мне сеньора стала горько жаловаться на что-то, и мне даже показалось, что она плакала. Затем, повысив голос, она произнесла:

– Но необходимо, чтобы Долорес не принимала в этом никакого участия.

– Очень трудно будет избежать ее, потому что я убедилась, что это она передавала письма, – ответила Амаранта.

– Но во всяком случае этого необходимо избежать, – продолжала сеньора. – Долорес не должна ни в чем фигурировать и не должна давать показаний. Я не решаюсь сказать это Кабальеро, но ты могла бы тонко намекнуть ему.

– Долорес наш заклятый враг, – сказала Амаранта. – Весь этот процесс принца был ей очень по душе, потому что она могла повредить нам. На какую низость она способна! Она не задумается оклеветать свою благодетельницу и в то же время очень мила со мною, хотя и распускает на мой счет ужасные слухи.

– Она болтает о твоем прошлом. Ты сделала большую ошибку, доверив ей лет пятнадцать тому назад тайну, которой никто не знал.

– Это правда, – задумчиво произнесла Амаранта.

– Но нечего огорчаться, моя милая, – прибавила сеньора. – Нам приписывают такую массу ошибок, и самых ужасных, что в сравнении с ними наши действительные ошибки просто ничтожны, и мы должны успокаиваться этим сознанием. Я опять повторю, что Долорес не должна фигурировать в этом процессе. Предупреди Кабальеро; завтра ее могут арестовать, и если ее будут допрашивать, то она может показать против меня ужасные вещи. Это меня просто приводит в отчаяние, я знаю ее коварство; она способна на многое дурное.

– Она знает многие тайны, и даже, кажется, в ее руках имеются некоторые компрометирующие письма.

– Да, – возбужденно ответила сеньора. – Зачем ты напоминаешь мне об этом!

– В таком случае, как мне это ни неприятно, я скажу Кабальеро, чтоб он не впутывал ее в процесс. Она вчера вот в этой самой комнате хвалилась, что ее не арестуют.

– У нас еще будет случай наказать ее… А пока пусть она будет свободна. Ах, как я наказана за мою непредусмотрительность! Как могла я доверяться ей! Как я не разглядела под ее наружной любезностью ее коварства и непостоянства? Но она так охотно исполняла мое малейшее желание, что окончательно покорила мое сердце. Я помню, как раз вечером, пять лет тому назад, во время нашего кратковременного пребывания в Мадриде, мы втроем вышли из дворца. Впоследствии я узнала, что она открыла одной личности, куда я хожу, и он видел меня там… Мы ничего не подозревали, мы не знали, что Долорес продала нас. Мои глаза открылись гораздо позднее.

– Этот глупый и надменный Маньяра положительно свел ее с ума, – сказала моя госпожа.

– Ах, ты не знаешь, ведь этот негодяй хвастался среди гвардейцев, что я влюблена в него, но что он не отвечает мне на мое чувство! Как тебе это понравится? Я не только никогда не думала об этом человеке, я, кажется, даже и не взглянула на него ни разу. Ах, Амаранта, ты еще молода и в полном блеске красоты, пусть это тебе послужит уроком. За каждую ошибку, сделанную нами в жизни, нам отплачивают тем, что приписывают нам десятки проступков, о которых мы никогда и не помышляли. И мы не имеем сил бороться, потому что клевета всегда сильнее истины, особенно если она исходит из уст наших собственных детей.

По звукам ее дрожавшего голоса мне показалось, что она плакала. После непродолжительного молчания Амаранта продолжала разговор:

– Этот глупый Маньяра, который может говорить только о лошадях да о бое быков, имел честь победить сердце Долорес… Это он повлиял на то, что она сделалась сторонницей принца, и он при ее посредстве передавал тайную корреспонденцию.

– Но разве ты не говорила мне, что Долорес в близких отношениях с Исидоро Маиквесом? – с живостью спросила незнакомая мне сеньора.

– Да, – ответила Амаранта, – но это была не любовь, а скорее увлечение, во время которого Маньяра был ей по-прежнему близок… Долорес просто для препровождения времени играла с Исидоро, а он сильно увлекся ей. Потешаться над бедным актером доставляет ей большое удовольствие.

– А не думаешь ли ты, что можно воспользоваться этой двойной игрой в любовь?

– Да, конечно! Долорес и Исидоро видятся в доме актрисы Гонзалес и в театре.

– Ты могла бы устроить так, чтоб Маньяра их открыл, и таким образом…

– Нет, мой план еще лучше. При чем тут Маньяра? Я хочу добыть письмо Долорес к тому или другому из ее возлюбленных, чтобы передать его в руки ее мужа, этого отсутствующего сеньора, который не замедлит восстановить порядок в своем доме.

– Несомненно. Что же ты думаешь сделать?

– А это смотря по обстоятельствам. Мы скоро вернемся в Мадрид, потому что в доме маркизы назначен спектакль – будет дан «Отелло». Долорес играет роль Дездемоны, а Исидоро ее мужа.