Бенито Гальдос - Двор Карла IV (сборник)

Когда Педро Кольядо спускался в людскую с веселым лицом, то все сразу расцветали; когда же он спускался мрачный и пасмурный, все притихали и ходили на цыпочках. Когда кто-нибудь впадал в немилость бывшего водовоза, то был уверен, что немедленно получит расчет; если же кто-либо нравился ему и удостаивался служить предметом его шуток, тот мог надеяться на быстрое повышение.

Этот вечер был полон впечатлений для меня, потому что я присутствовал при аресте Педро Кольядо, против которого оказалось немало улик. Любимец принца рассказывал двум-трем слугам, к которым он благоволил, о событиях этого дня, когда пришел альгвазил с несколькими жандармами и арестовал его. Бывший водовоз не выказал никакого сопротивления и, только слегка сдвинув брови, пошел за жандармами. Его посадили в отделение королевской тюрьмы, так как из-за своего низкого происхождения он не мог сидеть в главной тюрьме, где уже посажены были инфант дон Карлос и Антонио Паскуаль.

Арест Педро Кольядо произвел на всех тяжелое впечатление; все сразу примолкли. Но как на войне солдаты приободряются при возгласе полководца, так и в кухне все встрепенулись, когда голос сверху крикнул:

– Ужин сеньора инфанта дона Антонио Паскуаля!

В ту же минуту несколько блюд со вкусными кушаньями были поданы слугам инфанта. Затем снова раздался возглас:

– Бульон и выпускную яичницу для сеньоры инфанты доньи Марии-Жозефы!

Бульон и яичница тотчас же были поданы. А сверху раздался новый голос:

– Шоколад сеньора инфанта дона Франциско де Пауло!

Когда это приказание было исполнено, старший повар торжественно произнес:

– А готов ли жареный цыпленок для его преосвященства сеньора кардинала?

И цыпленок был передан слуге архиепископа. Наконец, распорядитель королевского стола в мундире, обшитом блестящими галунами, показался в дверях кухни и крикнул резким голосом:

– Ужин его величества короля!

Интересно было видеть всю эту массу блюд, ежедневно подаваемых Карлу IV, аппетит которого особенно обострялся после охоты. Я не мог оторвать глаз от всех этих вкусных кушаний; их аромат пробуждал мой аппетит. Тогда мой друг, поваренок, подошел ко мне и сказал:

– Подожди, Габриэлильо, мы попробуем эти блюда! Король любит, чтобы весь стол был заставлен кушаньями, но он ест от каждого понемножку. Некоторые блюда так и возвращаются нетронутыми. Я сейчас приготовлю мороженое.

– Кто же это довольствуется мороженым?

– Король, – ответил он мне, – после ужина каждый раз требует мороженое; он берет ломтик хлеба, обрезает корочку, макает мякиш в мороженое и так кушает. Это его единственное пирожное.

Довольно много времени прошло после ужина короля, когда попросили ужин для королевы. Мне показалось это до того странным, что я спросил моего друга, почему это король и королева ужинают врозь со своими детьми.

– Молчи, глупый, – ответил он. – В каждой семье отцы и дети обедают за одним столом, но здесь нет. Разве ты не понимаешь, что это было бы не по этикету? Инфанты обедают каждый в своей комнате, а его величество король в своей, и ему служат гвардейцы. Только одна королева могла бы обедать с ним, но ты ведь знаешь, что она обедает всегда одна, а почему – я не скажу.

– Нет, скажи мне, пожалуйста! Не потому ли, что с ней обедает одна личность?

– Вовсе нет; она ни при ком не ест.

– Даже при придворных дамах?

– Только камеристка, которая служит у ее стола, видит, как она ест. Ну, так и быть, я уж открою тебе эту тайну, – прибавил он, понизив голос. – Ты заметил, какие у королевы красивые, белые зубы, когда она смеется? Ну, так вот: они фальшивые; когда она ест, она вынимает их и не хочет, чтоб другие это видели.

– Вот так штука!

Слова поваренка были справедливы, как я потом узнал. В то время еще не было таких искусных дантистов, как теперь, и вставными зубами трудно было перетирать пищу.

– Видишь, – продолжал поваренок, – насколько справедливы те, кто порицает королеву. Могут ли подданные любить своих королей, когда у них даже зубы фальшивые?

Я, конечно, не мог согласиться с тем, что для хорошего управления страной необходимы здоровые и крепкие зубы, но ничего не возразил моему товарищу.

Затем потребовали ужин для его светлости князя де ла Паз и членов государственного совета. Скоро должны были подать ужин моей госпоже, и я поднялся наверх, полный радостной надежды, что она позовет меня и будет продолжать свой интересный рассказ. Но, к моему великому сожалению, Амаранта отложила его до следующего дня, сославшись на спешные письма.

Несмотря на то что мне было очень хорошо во дворце, ложась спать, я почувствовал грусть. Моя милая Инезилья припомнилась мне, и ее скромное, милое личико нисколько не теряло в сравнении с классической красотой Амаранты.

На следующий вечер моя госпожа позвала меня к себе в комнату. Она была в том же светлом, свободном пеньюаре и, указав мне на низенький табурет у ее ног, велела сесть.

– Теперь я посмотрю, Габриэль, – начала она, – могу ли я положиться на тебя. Посмотрим, окажешься ли ты на высоте составленного мною о тебе мнения.

– И вы могли сомневаться в этом, сеньора! – изумился я. – Я никогда не забуду ваших слов о том, что люди, не более меня способные, достигли высоких ступеней общественной лестницы…

– Ах, бедняжка! – произнесла она, смеясь. – Ты таки наделен порядочным честолюбием. История, которую я тебе рассказывала в тот вечер, не должна служить тебе примером, Габриэль. Я еще немного прочла и теперь могу продолжать.

– Вы остановились на том, сеньора, как молодой янычар, которого султанша сделала великим визирем, отплатил черной неблагодарностью своей благодетельнице.

– Ну, прекрасно; дальше я прочла, что султанша очень раскаялась в своей слабости и что молодого янычара народ ненавидел все больше и больше. Султан по-прежнему ничего не замечал и не понимал, почему это страдают его подданные. Но она, как женщина далеко не глупая, видела, как над государством сгущаются темные тучи. Придворный дамы не раз заставали ее в слезах. С одной из них она была особенно близка и призналась ей в сделанных ошибках. Но исправить их уже не было никакой возможности; недовольство народа возрастало с каждым днем. Составился огромный заговор, во главе которого был старший сын султана. Было решено, что, лишив жизни султана и султаншу, принц взойдет на престол…

– А что же делал в это время великий визирь?

– Великий визирь, как человек непредусмотрительный, не знал, какой стороны ему держаться. Все стали возлагать свои надежды на великого Тамерлана, известного неустрашимого завоевателя, который послал свои войска завладеть одним маленьким королевством, лежавшим рядом с большим государством, о котором я тебе рассказываю. В Тамерлане видели своего спасителя и отец, и сын, и султанша, и великий визирь; но так как знаменитый полководец не мог угодить им всем сразу, то понятно, что кто-нибудь из них обманулся в своих ожиданиях.