Софи Вёрисгофер - Из Лондона в Австралию

Этот час настанет, подвернется и случай сделать безвредным этого не в меру любопытного голландца.

И Тристам снова принялся усердно носить топливо, помогал насаживать на удочки большие куски сала, вытаскивал на борт пойманную рыбу, чистил и потрошил ее. На «Короле Эдуарде» положительно никогда еще не было такого усердного и услужливого человека.

Спустя некоторое время он заметил нашего друга, который отряхивал от пыли книги и карты капитана. Антон поздоровался с ним, дружелюбно взглянув в его неприятное лицо.

– Мне кажется, мы земляки, – сказал он по-немецки.

Тристам улыбнулся. – Я из Ольденбурга, а вы?

– Оттуда же, даже также из Маленты. Меня зовут Кроммер.

Это слово произвело на Тристама поражающее впечатление. Он зашатался и точно откусил себе язык, глаза его неподвижно уставились в глаза мальчика.

– Что с вами? – спросил Антон.

Тристам постарался улыбнуться, – Ничего, – пробормотал он, – ничего! Просто, я страдаю спазмами в сердце. Вот, уж проходит.

– Так вы из Маленты? – прибавил, он затем. – Я знаю это место, даже бывал там несколько раз.

– Вы, кажется, там родилась?

Тристам потряс головой. – Нет. Моя родина собственно само великое герцогство. Ольденбургское, лежащее на границе с Ганновером, а не кусочек голштинской земли, к нему принадлежащий.

Антона это удивило. Этот человек лгал сознательно и намеренно, это было очевидно, но для чего? Из каких побуждений старался он скрыть место своего происхождения?

И вдруг, по какому-то наитию у него явилось непреложное убеждение, что этот человек был Томас Шварц.

Прежде чем он успел опомниться, с губ его чуть не сорвался вопрос, он чуть не схватил этого человека за горло и не заставил его сделать признание, но во время одумался и только пристально смотрел в лицо Тристама, не показывая вида, что интересуется его биографией.

– Во всяком случае, хотя бы только по имени, мы все-таки земляки, – сказал он. – Это прелестная местность от Кутина до Ольденбурга.

– Которой, к сожалению, оба мы никогда в жизни не увидим. Вы тоже принадлежите к завербованным, не правда-ли?

– Да, но в сущности я пошел добровольно, для того, чтобы иметь возможность увидаться с отцом. Он в числе высылаемых, хотя и не находится на этом корабле.

– Нет! – быстро с испугом вскричал Тристам. – О, нет!

Твердый, спокойный взгляд мальчика заставил его опустить глаза.

– Вы, надеюсь, не думаете, чтобы немец в Лондоне обратился в бесчестного преступника? – сказал Антон. – Этого и нет, сэр. Один негодяй, притом еще близкий его родственник, вовлек его в несчастье. Как вы думаете, за такой мошеннический образ действий не потерпит-ли он когда-нибудь наказания?

– О, конечно! – с подергиванием в губах отвечал Тристам. – Конечно. Не рой другому яму, как говорит старая пословица.

Затем он раскланяться с нашим другом. – Теперь я должен спешить, господин Кроммер. Так до свидания.

Он исчез, как тень, а Антон смотрел ему вслед с бьющимся сердцем. Для него не было сомнения, – этот человек со впалыми глазами и землистым цветом лица был Томас Шварц, колыбель его когда-то стояла в Маленте, в том самом месте, где родился и он, где Кроммеры имели оседлость в продолжение сотни лет. Но как доказать это, имея дело с таким наглым лгуном.

Одно его радовало, одно успокаивало. С борта «Короля Эдуарда» Тристаму уйти некуда, если взяться за него хорошенько, он должен будет держать ответ, а кроме того, с каждым часом приближался тот момент, когда он должен встретиться с Петром Кроммером, который его уличит.

Антон решил пока ничего не предпринимать и только переговорить откровенно с лейтенантом Фитцгеральдом. В тот же день он нашел случай увидаться с глазу на глаз со своим покровителем, который тоже посоветовал ему пока молчать. – Какой будет толк, если мы посадим его в тюрьму, – сказал он. – Пусть лучше работает, а мы будем спокойно ждать, пока в наших руках окажутся доказательства.

Антоне вздохнул, но покорился без возражений. Чем дальше двигался корабль, тем жизнь для него лично становилась легче и приятнее. Капитан только для вида заставлял его исполнять те или другие работы, лейтенант Фитцгеральд ежедневно давал ему уроки, а Аскот читал с ним английских классиков, так что наш юный друг довольно хорошо освоился с языком своего будущего отечества даже прежде, чем они дошли до Капштата.

Над верхушками мачт корабля носились великолепные красные тропические птицы, заигрывая со вздувшимися парусами, в море плавали шаровидные красные и розовые медузы, ветер становился все горячее.

Еще восемьсот миль, и цель путешествия достигнута.

Остальных кораблей экспедиции не видать было уже в продолжение целой недели. Быть может, их отделяли какие-нибудь несколько миль, но во всяком случае они находились за пределами, доступными зрению. До сих пор счастье улыбалось нашим путешественникам.

До сих пор…

Но вдруг барометр начал падать и падал, не переставая. Чистое до этого синее небо, усеянное к вечеру тысячами звезд, казалось, покрылось однообразной и одноцветной серой дымкой. Тяжелый, удушливый воздух был неподвижен, все живое смолкло, будто по уговору. Не встречалось больше красивых, ярких тропических птиц, исчезли стаи резвых дельфинов. Само море лежало в истоме, как будто, предаваясь покою, оно хотело набраться сил для бешеного взрыва необузданного неистовства.

– Будет шквал, – сказал старый Мульграв, который на этот раз казался самым серьезным и задумчивым из всех, бывших на корабле. – Нам придется пережить тяжелые дни.

Антон встрепенулся. – А другие суда? спросил он тревожно.

– И тем будет то же, что нам.

– Неужели буря до такой степени неизбежна, сэр?

Мульграв указал рукой на море. – Птицы улетели за много миль отсюда, чтобы укрыться от опасности в расселинах скал, – отвечал он. – Рыбы залегли в глубине океана, пестрые медузы исчезли совсем…. другими словами, всякая тварь спасается бегством. Из этого человек может вывести себе поучение, если пожелает.

Антон тяжело вздохнул. Он думал о том корабле, на котором находился его отец, думал об угрожающей ему опасности.

Чего только не может случиться в море, и он ничего не узнает!

Сколько судов разбивается о скалы, сколько тонет их в бездонном лоне океана, и никогда ни один смертный не узнает, что сталось с теми, кто находился на злополучном корабле, останки которого навеки будут погребены в морской пучине.

Разве не может того же случиться с кораблями этой экспедиции?

Дрожь пробежала по спине Антона, тоска охватила его душу. Если бы даже «Король Эдуард» счастливо пристал к гавани, если бы даже четыре другие корабля были с ним вместе, но не доставало бы последнего, шестого, – какой смертельный ужас! Ему представилось, как он торопливо ходит от одной группы узников ж другой, выспрашивает, высматривает, выведывает, и все напрасно. Отца его нигде нет, никто ничего о нем не знает. Вероятно, он на шестом корабле, погибшем, затонувшем.