Бетти Смит - Дерево растёт в Бруклине

– И кусочек-жира-для-жарки.

– Вот сукины дети, – горько прошептал мясник.

Он с размаху отделил ножом кусочек белого жира, в отместку уронил его на пол, подобрал и шлепнул сверху на кучку фарша. Яростно завернул фарш в бумагу, схватил монету и, выбивая чек для босса, проклинал тот день, когда стал мясником.

Провернув операцию с фаршем, дети отправились к Хэсслеру за суповой костью. Хэсслер годился, чтобы покупать у него кости, и совсем не годился, чтобы покупать у него фарш, потому что молол он его за закрытыми дверями и один Бог знает из чего. Нили стоял с пакетом за дверью – если Хэсслер увидит, что фарш куплен в другом месте, он гордо заявит, чтобы шли туда же за костями.

Фрэнси попросила хорошую косточку с остатками мяса для воскресного супа за пять центов. Хэсслер заставил ее выслушать дежурную шутку про то, как один мужчина заказал на два цента косточку для собаки, а Хэсслер спросил – вам завернуть или тут обглодаете? Фрэнси застенчиво улыбнулась. Довольный мясник отправился в холодильник и вернулся, держа в руке сияющую белую кость с кремовым мозгом внутри и ошметками мяса на концах. Он показал ее Фрэнси, чтобы та полюбовалась.

– После того как мама ее сварит, попроси ее вынуть мозг, – сказал он. – Пусть намажет его на ломтик хлеба, посолит, поперчит – и вкуснейший бутерброд для тебя готов!

– Я скажу маме.

– Съешь такой бутерброд, и у тебя на косточках нарастет немного мяса, ха-ха.

После того как кость была завернута и оплачена, Хэсслер отрезал большой кусок ливерной колбасы и протянул ей. Фрэнси было стыдно, что она обманывает этого доброго человека, покупая мясо в другом месте. Как жаль, что мама не доверяет ему делать фарш.

Вечер только начинался, и уличные фонари еще не зажигались. Но женщина с хреном уже сидела перед магазином Хэсслера, разложив свою приправу из жгучих корешков. Фрэнси протянула миску, взятую из дома. Старушка наполнила ее наполовину, ровно на два цента. Радуясь, что с покупкой мяса покончено, Фрэнси купила еще на два цента овощей для супа у зеленщика. Она выбрала хилую морковку, увядший лист сельдерея, мятый помидор и свежий побег петрушки. Если все это сварить вместе с костью, получится ароматный суп с кусочками мяса. Его дополнит толстая домашняя лапша. А с ломтиком хлеба, намазанным мозгами, выйдет хороший воскресный обед.

После ужина, который состоял из фрикаделек, картошки, помятого пирога и кофе, Нили вышел на улицу погулять с приятелями. Без всякого сигнала или уговора мальчики всегда собирались после ужина на углу, где стояли весь вечер, засунув руки в карманы и ссутулясь, они препирались, смеялись, толкались, покачивались, посвистывали.

Моди Донован зашла за Фрэнси, чтобы вместе пойти на исповедь. Моди – сирота – жила с двумя незамужними тетками, которые работали на дому. Они шили женские саваны для похоронной компании. Атласные саваны с бахромой: белые для девиц, светло-сиреневые для молодых замужних женщин, пурпурные для женщин среднего возраста и черные для старух. Моди принесла несколько лоскутков. Она подумала, может, Фрэнси захочет из них что-нибудь сшить. Фрэнси притворилась, что рада, но ее передернуло, когда она брала блестящие тряпочки.

В церкви стоял туман от курений и свечей. Монахини украшали алтари свежими цветами. Самые лучшие цветы достались Божьей Матери. Она пользовалась у сестер большей популярностью, чем Иисус или Иосиф. Люди выстроились в очередь перед исповедальнями. Юноши и девушки хотели поскорее освободиться и пойти на свидания. Возле кабинки отца О’Флинна собралась самая большая очередь. Он был молодой, добрый, понимающий и епитимьи налагал нестрогие.

Когда подошла очередь, Фрэнси отодвинула тяжелую занавеску и опустилась в кабинке на колени. Она ощутила присутствие древней, древней тайны, когда священник открыл крошечную дверцу, отделявшую его от грешника, и сделал крестное знамение за решетчатым окошком. С закрытыми глазами, монотонным голосом он начал быстро произносить латинские слова. Фрэнси вдыхала сложный запах благовоний, свечного воска, цветов, священнического одеяния из добротной черной ткани, лосьона для бритья.

– Благословите меня, отец, я грешна…

Много времени не потребовалось, чтобы перечислить ее грехи и отпустить их. Фрэнси скоро вышла, склоняя голову к скрещенным на груди рукам. Она преклонила колени перед алтарем, опустившись на скамеечку. Повторила молитвы столько раз, сколько велел священник, перебирая жемчужные четки, чтобы не ошибиться. У Моди душевная жизнь была попроще и грехов накопилось меньше, поэтому она освободилась раньше. Она сидела снаружи на ступеньках и ждала Фрэнси.

Девочки прогуливались по кварталу, обняв друг друга за талию, как принято у девочек в Бруклине. Моди припасла пенни. Она купила мороженое с вафлями – похожее на сэндвич, и уговорила Фрэнси откусывать по очереди. Скоро Моди возвращаться домой. Ей не разрешают находиться на улице после восьми часов. Девочки расстались, множество раз пообещав друг другу в следующую субботу опять вместе пойти на исповедь.

– Не забудь! – удаляясь, на ходу окликнула Моди. – В этот раз я зашла за тобой, а через неделю твоя очередь, ты должна зайти за мной!

– Не забуду! – пообещала Фрэнси.

Вернувшись домой, Фрэнси застала в гостиной компанию. Пришла тетя Эви с мужем, Вилли Флиттманом. Фрэнси любила тетю Эви. Она очень походила на маму. Тетя Эви вечно выдумывает разные истории, шутит, чтобы насмешить тебя, как делают артисты в шоу, и может изобразить кого угодно.

Дядя Флиттман захватил с собой гитару. Он играл, а все пели. Флиттман – худой смуглый мужчина с гладкими черными волосами и шелковистыми усами. Он играл на гитаре очень неплохо, при том, что среднего пальца на правой руке у него не было. Когда возникала необходимость в этом пальце, он пропускал ноту, а паузу заполнял, звонко ударяя по деке. Это придавало его мелодиям причудливый ритм. Он подобрался к концу своего репертуара, когда пришла Фрэнси. Она успела послушать последнюю песню.

Закончив музицировать, он пошел за пивом. Тетя Эви принесла угощение – буханку зернового хлеба и кусок лимбургского сыра на десять центов, и они ели бутерброды с сыром, запивая пивом. После пива дядя Флиттман пустился в откровения.

– Посмотри на меня, Кэйт, – обратился он к маме. – Ты видишь перед собой неудачника.

Тетя Эви округлила глаза и вздохнула, оттопырив нижнюю губу.

– Мои дети меня не уважают, – продолжал он. – Моей жене от меня никакого проку, и Барабанщик, с которым мы развозим молоко, точит на меня зуб. Ты знаешь, что он устроил буквально вчера?

Он наклонился вперед, и Фрэнси увидела, что его глаза блестят от непролитых слез.