Эрих Фромм - Анатомия человеческой деструктивности

Именно потому, что человек хуже всех живых существ вооружен инстинктами, ему не так легко удается распознать, идентифицировать своих собратьев, как животных. Для него играют роль другие признаки – речь, одежда, обычаи и нравы. Т. е. отделить «своего» от «чужого» человеку позволяют критерии скорее психического, чем физического характера. Следствием этого становится тот парадокс, что ввиду отсутствия соответствующего инстинкта у человека вообще слабо развито «чувство рода», «сопричастности», «братства», ибо чужого он ощущает как представителя другого биологического вида. Иными словами, сама принадлежность к человеческому роду делает человека таким бесчеловечным.

Если эти рассуждения верны, то теория Лоренца «трещит по швам», ибо все ее утонченные конструкции и умозаключения имеют в виду агрессивные взаимодействия между членами одного и того же биологического вида. А в таком случае перед нами стояла бы совсем другая проблема – проблема врожденной агрессивности живых существ по отношению к представителям других видов . Но в смысле этой межвидовой агрессивности существуют неопровержимые и многочисленные доказательства, что она не имеет генетической программы и проявляется у хищников лишь в тех случаях, когда животное чувствует опасность. Может быть, тогда стоит поддержать гипотезу о генетической связи человека с хищниками? Что лучше звучит: «человек человеку – овца» или «человек человеку – волк»?

Что указывает на наличие у человека хищников-предков? Первый человекообразный (Hominid), которого мы могли бы отнести к своим предкам, – это рамапитек , живший более 14 млн лет тому назад в Индии [87] Является ли рамапитек гоминидом и прямым предком человека　– этот вопрос до сих пор дискутируется (см. подробный обзор и анализ у Д. Пилбима (218, 1970)). Почти все данные палеонтологов во многом опираются на спекулятивные рассуждения. Не знаешь, какому автору можно больше доверять. Детали человеческой эволюции в общем не существенны для нашей цели, но я выбрал из всех самую распространенную точку зрения и старался не вдаваться в полемические подробности даже в отношении главных ступеней развития человеческого рода. Для меня опорой послужили работы: 218, 1970; 201, 1970; 287, 1971; 240, 1971; 263, 1960; 229, 1965; 231, 1958, 1967; 220, 1965; 275, 1968; 55, 1966. . По форме черепа рамапитек близок к другим гоминидам и гораздо больше похож на человека, чем на современную человекообразную обезьяну. И хотя мы знаем, что он не был чистым вегетарианцем, а в дополнение к растительному рациону потреблял также и мясо, тем не менее вряд ли кому придет в голову считать его хищником.

Самые ранние человекообразные останки, которые нам известны по рамапитеку , принадлежали виду Australopithecus robustus и более развитому Australopithecus africanus, которого нашел Раймонд Дарт в Южной Африке в 1924 г.; считается, что его возраст – более двух миллионов лет. Этот австралопитек стал предметом многочисленных споров. Большинство палеоантропологов согласились, что все австралопитеки являются гоминидами, хотя некоторые, например Пилбим и Симоне (218, 1965), полагают, что в случае с Australopithecus africanus речь уже идет о первом человеке .

В дискуссии об австралопитеках огромную роль играет тот факт, что они уже применяли орудия труда, а это является главным доказательством того, что речь идет о человеке или, по крайней мере, о его предке. Правда, Льюис Мэмфорд очень убедительно 31настаивает, что для идентификации человека, как такового, недостаточно обнаружить орудия труда и что эта ошибочная точка зрения, скорее всего, связана с нашей современной переоценкой роли техники (198, 1967). После 1924 г. были обнаружены новые останки, но по вопросу об их классификации среди ученых так же мало единства, как и по вопросу о том, был ли австралопитек мясоедом-охотником или производителем орудий труда [88] Уошберн и Хауэлл (275, 1960, с. 40) считают маловероятным, чтобы ранние низкорослые австралопитеки , дополнявшие растительную пищу мясом, убивали много животных, а более поздние и более крупные человекообразные, которые пришли им на смену, начали выращивать молодняк. Нет никаких данных о том, что эти существа умели охотиться на вегетарианских млекопитающих (что было характерно для африканского плейстоцена). Это мнение Уошберн высказывал еще в своей ранней работе (275, 1957, с. 614). « Австралопитеки сами скорее были дичью, чем охотниками». Хотя позднее он и допускал мысль, что гоминиды, возможно, были охотниками (275, 1968). . И все же мнение большинства исследователей совпадает в одном: что австралопитек был всеядным, о чем свидетельствует разнообразие его пищи. Кэмпбелл (55, 1966) приходит к выводу, что австралопитек ел все: рептилий, птиц, маленьких млекопитающих (например, грызунов), червей и фрукты. Он раздирал маленьких животных, которых мог добыть без оружия (и без специальных усилий). Охота же предполагает совместные усилия, наличие соответствующей техники, следы которой относятся к гораздо более позднему времени; и с этим временем как раз совпадает появление человека в Азии (около 500 тыс. лет до н. э.).

Однако был ли австралопитек охотником или не был, это не может изменить того безусловного факта, что гоминиды (как и их предки из человекообразных обезьян) не были хищниками с физиологическими и морфологическими признаками хищных мясоедов (как волки или львы). Но несмотря на бесспорные факты, кое-кто из ученых предпринял попытку представить австралопитека как своего рода палеонтологического «Адама», который привнес в человеческий род первородный грех деструктивности; эту идею отстаивает не только склонный к драматизму Ардри, но и такой серьезный исследователь, как Д. Фриман, который говорит об австралопитеках как об этапе «приспособления к мясоедству, кровопролитию, а также к хищническим, каннибальским наклонностям и привычкам… Так, палеоантропология в последнее десятилетие создала филогенетические основания для выводов, о которые споткнулись психоаналитики в своих исследованиях человеческой природы» (98, 1964, с. 115). И в заключение Фриман подводит итог: «В целом антропологи могут согласиться, что натура человека, а в конечном счете и вся человеческая цивилизация своим существованием обязаны необходимости приспосабливаться к хищникам, как это имело место с австралопитеком-мясоедом в Южной Африке в период плейстоцена» (98, 1964, с. 116).

В дискуссии, которая развернулась после его сообщения, Фриман несколько утратил свою уверенность, говоря: «В свете новых палеоантропологических открытий возникла гипотеза, что некоторые аспекты человеческой натуры (в том числе, вероятно , жестокость и агрессивность) находятся в какой-то связи со специфически хищнической адаптацией к мясоедству, которая была характерна для эволюции гоминидов, а в период плейстоцена имела решающее значение. Эта гипотеза , по-моему, заслуживает серьезной проверки (и именно научной, а не эмоциональной аргументации), ибо она касается вещей, о которых мы пока еще почти ничего не знаем» (98, 1964, с. 124. Курсив мой. – Э. Ф. ). То, что в докладе фигурировало как факты (которые с точки зрения палеоантропологии позволяют делать ретроспективные выводы о человеческой агрессивности), в дискуссии превратилось в довольно скромную «гипотезу, которая заслуживает проверки».