Array Коллектив авторов - Психология и психопатология кожи. Тексты

Когда пациент впервые пришел на анализ, ему было 28 лет, он работал юристом; и его нейродермит, довольно обширный и особенно сильный на лице, мешал его карьере. Сильные переживания неполноценности были приумножены учебой на непрестижном юридическом факультете. Его семья помогала ему материально, особенно тесть, который был богат и очень добр к нему. Он был самым младшим из нескольких братьев и сестер.

Дерматологическая история была следующей: в возрасте 18 лет, учась в колледже, пациент развил «ступни атлета», включая кисти обеих рук. Болезни не помогали ни рентгеновское облучение, ни местные мази, а после лечения трихофитином по всему телу появились высыпания, сохранявшиеся несколько месяцев и сменившиеся остаточными эритемными чешуйчатыми пятнами на обеих ступнях, ногах и кистях рук. Аллергические тесты выявили некоторую сенсибилизацию на домашнюю пыль и ряд деревьев, однако ни диетическое питание, ни десенсибилизация на протяжении нескольких месяцев не вызвали улучшения. В течение нескольких лет были умеренные ремиссии и обострения с высыпаниями на кистях рук и ступнях. На юридическом факультете перед финальными экзаменами второго года обучения, последовавшими за сексуальными отношениями, пациент использовал мазь, которая вызвала тяжелое обострение и шелушение кожи, из-за чего он был госпитализирован. Вернувшись в таком состоянии домой, тяжело больной, он на удивление быстро поправился за две недели, загорая и проводя время с семьей.

Получив образование, пациент обручился и женился. Эти два события он отметил новыми высыпаниями на кистях. После женитьбы высыпания впервые появились на участках под коленями и в локтевых сгибах. Эти участки, равно как и высыпания на кистях и ступнях, стали более обширными в начале службы в армии. Расчесывание вызывало инфекцию, и его несколько раз госпитализировали. Кожные тесты выявили много новых позитивных аллергенов, однако лечение аллергического состояния, включая ограничительные диеты, не приводило к улучшению, и пациент был уволен из армии. В течение следующего года «все мое тело было месивом, за исключением лица, несмотря на всевозможные мази, инъекции, рентгеновское и иное лечение». Дерматолог, лечивший его в то время, посоветовал психотерапию. Диагноз, поставленный несколькими дерматологами, – обширный нейродермит, сухой тип (атопический дерматит) с дисгидрозом кистей рук и ступней.

До 18 лет у пациента не было кожных заболеваний. Однако в истории семьи они были: болезнь была у дедушки по отцовской линии, отца, сестры и нескольких братьев, у которых время от времени были умеренные высыпания.

Он был довольно скрытным, имел извиняющееся маскоподобное выражение лица и проявлял скромность в социальных группах. Тем не менее он был исключительно интеллигентным молодым человеком, художественно сензитивным и внимательным к психологии других людей. При встрече с ним нельзя было не удивиться контрасту между его скрытыми способностями и самообесценивающей личностью. Он не умел выражать враждебность по отношению к мужчинам и в начале анализа признавал, что с самого детства никогда не мог открыто рассердиться на отца или братьев.

Со дня начала анализа его кожа обнаружила постепенную кривую улучшения с некоторыми заметными изменениями в лучшую или худшую сторону при ясной корреляции с материалом.

Он охотно принял идею аналитической процедуры и начал анализ, достигнув личной договоренности со своим тестем, обещавшим оплатить его. На первом сеансе он рассказал о повторяющемся сновидении, снящемся ему на протяжении нескольких лет, о том, как он целует отца и имеет ночную поллюцию. Он связал это сновидение с кожными проблемами. Он вспомнил об ограблении отца: когда он был маленьким, воровал у него деньги в ванной комнате; потом он подумал о соблазнении маленьких девочек в подростковом возрасте и припомнил, как увидел гениталии беременной учительницы в гимназии и очень возбудился. Он признался в сексуальной игре с сестрой и соперничестве с ней за ласки отца, замаскированные запугиванием и наказанием со стороны отца. У него было смутное переживание вечной вины за дурное обращение с сестрой.

Он стремился обнаружить нечто хорошее о себе в нельстивом свете и с большим переживанием вины. Он был самым младшим в семье, и общий смысл его ассоциаций состоял в зависти к братьям, провокации его на гнев и поддразнивании со стороны братьев и отца, отступлении к феминной беспомощности, соперничестве с сестрами и идентификации с ними. В подростковом возрасте он испытывал постоянную потребность демонстрировать маскулинность, однако лишь в садистической установке по отношению к девочкам. Он всегда делал так, чтобы быть отчасти несостоятельным, развивая кожную болезнь в ситуациях, требующих мужественности. В то же время ему всегда хватало чувства юмора и воображения, чтобы удалиться со своей неадекватностью и найти защитников-мужчин, а также вызвать интерес у женщин.

Первое сновидение во время анализа появилось у этого пациента после пятнадцати интервью:

Он ловил рыбу на барже, и обезьяна выхватила у него удочку. Обезьяна прыгнула в воду. Пациент сказал себе, что нечего бояться.

Он связал с этим сновидением инцидент с сексуальной игрой с девочкой, заразившей его тогда педикулезом, который при лечении развился в очень тяжелый приступ кожной болезни. В тот момент у него был страх заразиться сифилисом, страх сифилиса всегда преследовал его. Он также дал ассоциацию на активность обезьяны, выхватывающей удочку – фаллический символ; вспомнил фильмы об обезьянах, похищающих женщин, а потом подумал, что потерпит неудачу в анализе – и припомнил дерганье ног своих учителей. Он признался, что ужасно расчесывал себя, когда был одинок. Основная суть этого сновидения – выдать страх бессознательных установок, особенно в отношении к отцу и аналитику. Его неудачи и гомосексуальность, с которой он их связывал, равно как и регрессивный символизм и сифилифобия – все это реакции на бессознательную враждебность к аналитику и отцу, которого он очень сильно боялся. Вслед за этим сновидением состояние его кожи ухудшилось, и он начал сильно расчесывать себя по ночам.

Из этого первого сновидения раскрывалась явная связь между сновидениями о сильной агрессии и приступами кожной болезни. Когда он чувствовал себя в безопасности или был удовлетворен, состояние его кожи улучшалось, однако на ситуацию, вызывавшую гнев и маскулинную компетентность, он реагировал выражением своих эмоций через кожу, всегда с коннотациями тревоги и вины. В первую неделю анализа он признался, что у него была фантазия сбить кого-нибудь насмерть по дороге на сеанс и по приезде полиции заявить, что он очень торопился на встречу с доктором.