Маргарет Тэтчер - Автобиография

Похожим образом совет Ричмонда в Суррее отказался работать по программе, изложенной в циркуляре 10/65 лейбористского правительства, но в сентябре 1970 года большинство проголосовало за отмену отличий между школами. У меня не было выбора, и я одобрила изменения на следующий год.

Должно быть, самые трудные решения я должна была принять по поводу Барнета. Совет Барнета, где преобладали консерваторы, принял сторону единых общеобразовательных школ в октябре 1970 года, проведя опрос среди родителей, из которых семьдесят девять процентов явно хотели отменить отличия между школами. Барнетский проект наткнулся на жесточайшее сопротивление, и в январе 1971 года я получила 5400 писем протеста. В следующем месяце я одобрила проект, согласно которому закрывались две классические школы, но оставила третью на тех основаниях, что предложение о слиянии приведет к неудобной школе с отдельными корпусами. В апреле я спасла еще одну классическую школу, а в июне заблокировала еще два плана по реорганизации, таким образом сохранив среднюю современную и еще одну классическую школу. Местные представители Консервативной партии расходились во мнениях, и меня порицали в местном совете. В действительности большая часть городских средних школ в сентябре превратилась в общеобразовательные. Местные органы власти продолжали реформирование своих планов. Крайст Колледж и классическая школа Вудхаус были главной костью раздора. Они все еще оставались классическими, когда я стала лидером оппозиции в 1975 году, и стали частью единой общеобразовательной системы (в случае Вудхауса – подготовительным колледжем) лишь в 1978 году, после того как лейбористский Закон об образовании 1976 года вычеркнул параграф 13 и постарался насадить единую общеобразовательную систему в центре Англии и Уэльсе.

В ретроспективе становится ясно, что почти одержимая озабоченность образовательными структурами характеризовала 1960-е и 70-е годы. Не то чтобы структуры не были важны. Но теоретики образования демонстрировали самонадеянность, которая никак не оправдывалась реальностью, когда заявляли, что есть только одна система, которая при любых обстоятельствах и для всех индивидуумов будет лучше прочих.

По крайней мере Министерство образования было отличной подготовкой к премьерству. Я подпала под дикую и беспрестанную атаку, которая лишь отдаленно была связана с моими преступлениями.

Я описала споры вокруг классических и общеобразовательных школ. Все же они приносили лишь ограниченные неприятности, отчасти потому, что многие люди – и не только консерваторы – были согласны со мной, и отчасти потому, что я приносила хорошие вести по другому поводу. Например, я была скромно названа спасителем Открытого университета. В оппозиции и Иэн Маклеод, и Эдвард Бойл публично выступали против него. И хотя его закрытие не было частью предвыборного манифеста, многие люди ждали его исчезновения. Но я была искренне увлечена концепцией «Университета на радиоволнах», потому что думала, что это недорогой способ обеспечить широкий доступ к высшему образованию и что учителя-практиканты, в частности, получат от него пользу, потому что я внимательно следила за возможностями, которые несли технологии и которые могли обеспечить лучший уровень преподавания школьникам и студентам. Кроме того, это давало людям второй шанс в жизни. При условии, что я соглашаюсь уменьшить число принимаемых студентов и найти другие способы экономии, мои коллеги по кабинету министров позволили Открытому университету продолжить работу.

Были и другие дискуссии по поводу государственных расходов осенью 1970 года. У казначейства был небольшой список по сокращению образовательного бюджета – включая расходы на библиотеки, музеи, школьные обеды и молоко для учеников. Я убедила кабинет отказаться от введения оплаты за пользование библиотеками и неохотно уступила по вопросу оплачиваемого посещения музеев и картинных галерей. (Мы сохранили один день для свободного посещения.) Но давление по поводу дальнейших сокращений сохранялось, и я вынуждена была составить список предпочтений.

Экономия на школьных обедах и молоке была, я вынуждена признать, очевидным кандидатом. Казалось, не было причины, по которой семьи, могущие себе это позволить, не могли бы делать чуть большие взносы в оплату школьных обедов. Я полагала, что смогу защитить введение этих сокращений, если продемонстрирую, что часть сэкономленных денег пойдет на более важные цели, нами поставленные, а именно: на осуществление строительной программы начальных школ. И в рамках бюджета Министерства образования казалось логичным, что расходы на образование важнее, чем расходы на «благосостояние», которые в основном подпадали под деятельность департамента социального обеспечения, которым руководил Кит Джозеф.

Что касается молока, уже были неоднозначные взгляды по поводу преимуществ, которое оно оказывало на состояние здоровья. К 1970 году было мало детей столь малоимущих, что школьное молоко являлось существенной частью их рациона. Тони Барбер, ставший канцлером казначейства в июле 1970 года, после смерти Иэна Маклеода, хотел, чтобы я вообще отменила бесплатное школьное молоко. Но я сумела защитить политику увеличения цен на школьное питание и отмены бесплатного молока в начальных школах для детей старше семи лет. Эти скромные изменения подразумевали меры предосторожности: дети, нуждавшиеся в молоке по медицинским показаниям, продолжали получать его вплоть до перехода в среднюю школу. В общем и целом, я эффективно отстояла образовательный бюджет.

Не осталось это незамеченным и в прессе. «Дэйли Мэйл» сказала, что я предстала «новой героиней». «Дэйли Телеграф» обратила внимание на мои планы по улучшению 460 из старейших начальных школ. «Гардиан» отмечала: «Школьные обеды и молоко стали главными жертвами в высшей степени незначительного покушения на образовательный бюджет. Миссис Тэтчер одержала победу, сохранив важную программу по постройке школ и повернув ее в сторону замены старых начальных школ».

Было приятно это читать.

Проблема в том, что все это скоро закончилось. Шесть месяцев спустя мы должны были представить законопроект, отменяющий обязанность местных образовательных органов обеспечивать молоко и позволяющий им продавать его по низким ценам. Это дало парламентариям-лейбористам возможность посеять панику.

Даже до этого, однако, газеты извлекли потенциал из историй о школьных обедах. Одна заметка заявляла, что некоторые местные органы образования собираются брать деньги с детей, приносящих с собой в школу бутерброд на обед. «Дети с бутербродами – под угрозой штрафа», – так это выразила «Сан». Я внедрила циркуляр, предотвращающий такую практику. Но эта история, в свою очередь, заново привлекла внимание к увеличению стоимости школьных обедов. За ночь число детей, зависящих от этих обедов, стало политически чувствительным индикатором. Старые доводы о «позорности» льгот по нуждаемости, с которыми я так хорошо познакомилась в качестве парламентского секретаря в 1960-е, снова всплыли на поверхность. Звучало, что дети из семей, достаточно бедных для того, чтобы получать бесплатные школьные обеды, будут унижены, когда более состоятельные дети будут платить за свои. Возможно, неразумно я выступила по телевидению с предложением, что этого можно было бы избежать, если бы матери посылали в школу деньги в конвертах. Учителя могли бы класть сдачу обратно в конверты. Ребенок, имевший право на бесплатный обед, приносил бы конверт с монетами, который бы ему учитель просто возвращал. Это лишь дало истории новый толчок.