Маргарет Тэтчер - Автобиография

Именно в этот момент та манера, в которой я представляла нашу жилищную и налоговую политику, впервые стала идти наперекор общему подходу, который Тед хотел осуществить в этой кампании. По его настоянию я сделала наши предложения максимально твердыми и конкретными. Но предвыборный манифест, особенно в открывающем разделе, намеренно создавал впечатление, что Консервативная партия, возможно, подумывает о создании некоторого рода национального правительства и потому будет гибкой при осуществлении продвигаемой политики.

На пресс-конференции Консервативной партии в пятницу 2 октября Тед подчеркнул свое желание в качестве премьер-министра ввести не-консерваторов в правительство, состоящее из «всех талантов». Это напряжение между твердыми обещаниями и подразумеваемой гибкостью грозило внести путаницу в нашу кампанию и вызвать разногласия среди теневых министров.

В четверг я продолжила свою кампанию в Лондоне, решительно защищая нашу жилищную политику и дополняя ее критикой «социализма, вползающего» вместе с муниципализацией. Вечером я была вызвана на разговор с Тедом на Уилтон-стрит. Его советники, очевидно, побуждали его всерьез начать говорить о возможности коалиционного правительства. Поскольку было известно, что я категорически против этого одновременно по стратегическим и тактическим причинам, и поскольку назавтра я должна была появиться в радиопрограмме «Любой вопрос» в Саутхэмптоне, я была вызвана, чтобы ознакомиться с новой линией. Тед сказал, что теперь он готов создать правительство национального единства, которого, очевидно, хотели «люди». Я была крайне разгневана. В конце концов, он сам настоял, чтобы наша жилищная и налоговая политика, которую я представляла, была максимально конкретной. Теперь, почти в конце кампании, он фактически отказывался от обещаний, представленных в манифесте, потому что это, казалось, давало ему больший шанс вернуться на Даунинг-стрит.

Почему он полагал, что именно он будет лидером коалиционного правительства, мне совершенно не было понятно. Тед в тот момент был фигурой, вызывающей разногласия, и хотя он каким-то образом убедил себя, что представляет «консенсус», это не соответствовало ни его репутации, ни его темпераменту, ни оценке его другими людьми. Со своей стороны я не собиралась отступать от политики, которую по его настоянию я представляла. Я ушла крайне рассерженной.

В последние несколько дней кампании преобладали неудобные вопросы, которые принесли разговоры о коалиции. Но я стояла на своем, повторяя обещания предвыборного манифеста, сидя рядом с Тедом Хитом на последней конференции Консервативной партии во вторник 7 октября. Результаты парламентских выборов два дня спустя продемонстрировали, что вопреки естественному желанию избирателей дать лейбористскому правительству возможность действительно управлять страной к ним все еще сохранялось недоверие. Лейбористы вышли к финалу с абсолютным большинством с преимуществом в три места, что вряд ли означало, что они продержатся полный срок. Но результат Консервативной партии в 277 мест по сравнению с 319 местами лейбористов, даже при том, что все могло быть хуже, едва ли были знаком поддержки нашего подхода.

Хотя в Финчли я потеряла некоторое количество голосов, я считала, что удачно провела кампанию. Начали расти слухи о том, что я могу стать лидером партии, – тема, которая уже сильно волновала некоторых журналистов, хотя не казалась излишне убедительной мне. Мне лично было жаль Теда Хита. У него была его музыка и небольшой круг друзей, но политика была его жизнью. В том году, кроме того, он пережил серию личных несчастий. Утонула его яхта «Утреннее облако», и его крестник был среди погибших. Поражение на выборах было еще одним ударом.

Тем не менее у меня не было сомнений, что Тед должен уйти. Он проиграл трое из четырех выборов. Он сам не мог измениться, и он занял оборонительную позицию, защищая свое прошлое, не будучи способным увидеть, что политике нужны коренные изменения. Так что мое нежелание подтверждать предположения, что у меня самой был шанс стать лидером, имело мало общего с тем, что Тед мог сохранить свою позицию. Оно было связано с тем, что Кит явно брал над ним верх. На самом деле к концу недели я фактически стала неформальным менеджером его кампании. Соответственно я развеяла слухи о своих собственных перспективах.

Затем в субботу 19 октября Кит выступил с речью в Эдгбастоне в Бирмингеме. Она не планировалась как часть серии масштабных речей, целью которых было изменить образ мыслей Консервативной партии, возможно, по этой причине с ней не были знакомы друзья и советники Кита. Естественно, я не имела никакого представления о тексте. Общепризнанно, что Эдгбастонская речь лишила Кита шансов стать лидером партии. Катастрофической стала часть, содержавшая утверждение, что «стабильность нашего населения, нашего человеческого племени находится под угрозой», и продолжавшая сокрушаться по поводу большого и все еще растущего числа детей, рожденных от матерей, «менее всего подходящих дать жизнь детям», ибо они «беременеют в подростковом возрасте в социальном слое общества четвертого и пятого уровней». По иронии судьбы самые возмутительные фразы шли не от самого Кита, а были взяты из статьи, написанной двумя социологами левого крыла и опубликованной Группой борьбы против детской бедности. Этот нюанс, однако, не был замечен епископами, новеллистами, академиками, политиками-социалистами и комментаторами, провозгласившими Кита безумным евгеником.

Поскольку речь была произнесена в субботу вечером, текст был заранее запрещен к использованию в прессе. Но газета «Ивнинг Стандард» нарушила запрет и набросилась на Кита с гневной атакой, искажая то, что он сказал. Я прочла эту версию на станции Ватерлоо, и мое сердце похолодело. Впоследствии и Кит сам не помог делу, постоянно объясняясь, квалифицируя и извиняясь.

Несомненно, благодаря всему этому Тед чувствовал себя в гораздо большей безопасности. Он даже сказал нам на заседании теневого кабинета в следующий вторник, что предвыборная кампания была «довольно неплохим упражнением в политическом сдерживании и что механизмы работали хорошо». Странное чувство нереальности пронизывало наши заседания. Все, кроме Теда, знали, что главной политической проблемой был тот факт, что он все еще оставался лидером.

Тед теперь вступил в жестокую битву с руководителями «Комитета 1922 года». В ответ на их требование по проведению выборов лидера – и в действительности реформы выборной процедуры – он оспаривал их легитимность в качестве представителей рядовых членов парламента на тех основаниях, что они были избраны предыдущим парламентом и сперва сами должны быть переизбранными парламентариями-тори. Тед и его советники надеялись, что смогут выдворить своих противников из числа руководителей «Комитета 1922 года» и заменить их более послушными фигурами. В качестве несколько запоздалой попытки завоевать поддержку рядовых членов парламента Тед также предложил, что из их числа следует пополнить ряд теневых министров и что руководители парламентских комитетов иногда могут выступать с передней скамьи. Еще широко распространились слухи, что скоро в теневом кабинете будет перестановка.