Стивен Каллахэн - Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане

Что позволило выжить Бэйли, Робертсонам и Пун Лиму? Опыт, подготовка, снаряжение и удача. По первым трем пунктам у меня все хорошо. Да, другие начинали с бо́льшим запасом еды и воды, зато у меня есть рыболовные снасти. Да, большинство дрейфовало в районах, где часто идут дожди. Зато у меня есть опреснители на солнечной энергии. И еще одно преимущество – я могу воспользоваться чужим опытом, особенно Робертсонов: у меня с собой книга о выживании, которую написал Дугал Робертсон. Более всего беспокоит, наверно, то, что при необходимости нечем заменить единственный резиновый плот. Будет невероятной удачей, если он продержится больше месяца. Я помню фильм, который видел в юности, «Твоя удача в твоих руках». И это правильно. Я должен делать все, что в моих силах, абсолютно все. Не отлынивать и не мешкать. Я не могу выйти из игры. В этой голубой зыбучей пустыне никуда не спрячешься. Я часто скрывал правду от самого себя, иногда обманывал других. Однако природу не обманешь. Может быть, мне повезет и некоторые мои ошибки будут прощены – но только незначительные. На удачу рассчитывать нельзя. Я могу погибнуть, даже если применю все умения и решительность Бэйли и Робертсонов. Кто знает, сколько людей с куда бо́льшими умениями и большей решительностью не вернулись, чтобы рассказать нам свою историю.

Утрата любой части снаряжения может вколотить последний гвоздь в крышку моего гроба. Без воды я протяну от силы десять дней. Без насоса мой плот сдуется, и мне останется несколько часов. Потеряв даже небольшой кусочек бумаги или пластика, я, скорее всего, не смогу сделать необходимый ремонт, и, возможно, именно они станут последней гирькой на чаше весов между жизнью и смертью. Поэтому еще одной веревкой я привязываю сумку с аварийным снаряжением к лееру. В нее я складываю каждый предмет, имеющий значение, – в первую очередь насос. Плот необходимо периодически подкачивать. Он постепенно сдувается, в основном из-за того, что солнце нагревает черные камеры, а повышенное давление стравливается через клапаны. Здесь есть маленький ножной насос, похожий на те, которыми накачивают матрасы, с длинным шлангом, подсоединяемым к клапанам. Он кажется непригодным насосом для плота, потому что невозможно встать, чтобы им воспользоваться, а колеблющееся днище недостаточно устойчиво для того, чтобы поставить на него насос и нажимать на поршень рукой. Поэтому я сжимаю его на весу, радуясь, что у меня сильная кисть и широкая ладонь.

Сумка со снаряжением, входящая в комплектацию плота, привязана к петлям на днище. Чтобы мой ковчег стал более безопасным и теплым, я прорезал отверстия в пологе тента, продел в них куски веревки и привязал полог, чтобы тент был закрыт. Я больше ничего не могу сделать, кроме как экономить энергию, надеяться, что аварийный радиомаяк слышен, и следить за тем, что меня окружает.

Невероятная разница по сравнению с моим сухим, хорошо оснащенным маленьким «Наполеоном Соло». Может быть, это просто ночной кошмар и я скоро проснусь? Но нет, вода бьется под моей спиной, над головой завывает ветер, волны рычат и беснуются, холодная, мокрая постель обнимает меня – вот действительность, реальнее которой я не ощущал ничего.

Еще одна бесконечная ночь, идет тридцатый час. Я выключаю аварийный радиомаяк. Я и не думал, что это сработает. Следующая попытка будет, когда я достигну судоходных путей между Нью-Йорком и Южной Африкой.

6 февраля

2-й день

Маршруты самолетов часто совпадают с морскими путями. Но этот шанс такой призрачный… или, лучше сказать, крохотный: расстояние между Нью-Йорком и Южной Африкой слишком велико для прямых авиарейсов. Правда, к тому времени, как я окажусь вблизи этих путей, даже самый маленький шанс может сработать. Даже если самолет не засечет сигнал моего радиомаяка, меня могут заметить идущие по маршруту суда. Шансы достичь судоходных путей я оцениваю как один к миллиону, и еще один к миллиону – шансы на то, что меня заметят, когда я до них доберусь.

Мне часто чудится низкий рокот, похожий на гул самолета, и тогда я вскакиваю и озираюсь. Ничего. Ветер насмешливо гудит мне в уши. Ничего – и я снова возвращаюсь внутрь. Шум иногда звучит так отчетливо, и я уверен, что это не мое воображение! Снова на несколько часов включаю аварийный радиомаяк, затем включаю его реже, пока не пройдет еще тридцать шесть часов использования. Нужно приберечь его. Это не может быть самолетом. Это ветер бьет в надувные круги плота. Этот постоянный призрачный шум напоминает, как мало я могу увидеть из своей маленькой пещеры. Интересно, сколько судов и самолетов прошли, не замеченными мною?

Я вскрываю жестянку с арахисом и медленно ем, смакуя каждый орех. Сегодня 6 февраля, мой день рождения. И это совсем не то блюдо, о котором я мечтал. Я прожил прекрасные, круглые тридцать лет. И что я успел за это время? Пишу собственную эпитафию.

Вот и все, чего я достиг в жизни. Это кажется убогим и нравится не больше, чем пустынный горизонт снаружи.

Вот уже три дня лютует буря. Волны сверкают на солнце, ветер сдувает белые шапки пены с синих гребней. Днем солнце приносит немного тепла в мой ледяной мир. Ночью мощь ветра и моря возрастает, они становятся злее. Даже здесь, в субтропиках, температура воды опускается ниже восемнадцати градусов, так что я рискую не дожить до восхода, умерев от переохлаждения. Я дрожу, голый и ободранный, завернувшись в холодную пленку и отсыревший спальный мешок. Я могу спать только урывками, потому что моя вселенная грохочет и шатается. Волны, разбивающиеся о плот или рядом с ним, грохочут, как пушечные выстрелы.

От постоянного соленого душа моя кожа покрылась сотнями нарывов. Под мокрыми футболкой и спальным мешком они растут, как грибы после дождя. Нижняя часть спины, бедра и колени покрылись трещинами, ссадинами и воспалились, и я надеюсь, что в них хотя бы грязь не попала. Часто просыпаюсь из-за жгучей боли в ранках: их разъедает соль. Плот слишком маленький, и мне приходится отдыхать, свернувшись клубочком на боку – но так я хотя бы не мочу свои раны.

Я обнаружил две маленькие дырки в днище плота – вот откуда постоянно просачивается вода. Наверно, покидая яхту, я впопыхах сел на нож: оттуда же, скорее всего, и несколько порезов в нижней части спины. Ремкомплект плота включает в себя клей и кусочки материала, из которого сделан плот, но в инструкции написано, что место постановки заплаты должно быть… сухим?! Хороша шутка. Затыкаю дырки маленькими кусочками пластика, наношу на них клей из ремкомплекта. Днище очень быстро высыхает, но капли все равно просачиваются вокруг затычек, а клей не пристает к мокрой резине. После двух часов работы и с третьей попытки с помощью клейкой ленты, пластыря и зажигалки я наконец кое-как прилаживаю заплату. Я не уверен, что в этой качке и вечной влажности она долго продержится, но сравнительная сухость поднимает мне настроение. Теперь, когда я могу потихоньку обсохнуть, жизнь под резиновой крышей постепенно налаживается. Я, пусть и ненадолго, поднимаюсь со смертного ложа.