Карен Армстронг - Иерусалим: Один город, три религии

Как мы уже видели, святость на Ближнем Востоке обязательно предполагала справедливый социальный уклад и внимание к нуждам бедных и слабых. Это были важнейшие составляющие идеала святого града мира. В еврейской религиозной традиции, причем очень ранней, мы находим и еще более глубокое понимание святости человеческой природы. По-видимому, его можно проследить в бесхитростном и жутком рассказе об искушении Авраама Богом. Бог приказал Аврааму: «возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение» (Быт 22:2). А поскольку Авраам только что лишился своего старшего сына Измаила, это, как казалось, означало, что Бог не исполнит обещание сделать его отцом великого народа. Вся предыдущая праведная жизнь Авраама, наполненная преданным служением Богу, теряла смысл. И все-таки он, приготовившись исполнить повеление, отвел сына на вершину горы, указанной Богом. Но когда он уже собирался вонзить свой нож в грудь Исаака, ангел Господень приказал ему остановиться и вместо сына принести в жертву овна, запутавшегося рогами в чаще неподалеку. В книге Бытия нет упоминания о Иерусалиме, но не позднее IV в. до н. э. «гора Мориа» стала отождествляться с горой Сион (2 Пар 3:1). Считалось, что иерусалимский Храм стоял на том самом месте, где Авраам занес нож над связанным Исааком; позднее мусульмане воздвигли там Купол Скалы. Отождествление двух гор было важно в силу глубокого символического смысла легенды: остановив Авраама, Яхве объявил, что не хочет человеческих жертвоприношений, – запрет, который в древнем мире отнюдь не был всеобщим, – а принимает в жертву только животных. Сегодня нам отвратительна и мысль о том, чтобы принести в жертву животное, но нужно понимать, что в практике жертвоприношений, безусловно важнейшей для религиозной жизни древности, не было неуважения к животным. Совершая жертвоприношение, человек признавал тот горький факт, что его жизнь невозможна без убийства других живых существ; та же идея лежит в основе мифов о битвах Мардука и Баала. Люди, вынужденные поедать тела растений и животных, испытывали по отношению к своим жертвам чувство вины, признательности и благоговения. Возможно, именно этот сложный букет эмоций старались выразить доисторические художники, расписавшие стены пещеры Ласко. Сегодня мы тщательно оберегаем себя от мысли о том, что аккуратно упакованные куски мяса, которые мы покупаем в магазине, представляют собой плоть существ, убитых ради нас, но в древнем мире было иначе. И очень существенно, что в позднейшую эпоху возникновение иерусалимского культа связывали с моментом, когда людям открылась великая истина: жизнь человека настолько свята, что принесение в жертву другого человеческого существа недопустимо ни по каким, даже самым возвышенным мотивам.

Претерпев испытание, Авраам назвал место, где лежал связанный Исаак, «Яхве видит» (в русской Библии оно передано как «Иегова-ире» – Прим. пер.) ; Элохист комментирует это, приводя местное изречение: «На горе Иеговы усмотрится» (Быт 22:14). На священной горе, на полпути между землей и небесами человек мог и увидеть Бога, и быть увиденным Богом. Гора была местом откровения, прозрения, где человек учился смотреть иначе, чем в обыденной жизни, проникая своим воображением в вечную тайну бытия. Как мы увидим дальше, гора Сион в Иерусалиме стала таким местом для народа Израиля, хотя это было не единственное место, почитавшееся древними израильтянами как святое на раннем этапе их истории.

Иерусалим не играл роли в событиях, сформировавших духовный облик нарождающегося народа Израиля. Как мы видели, даже во времена, когда создавались книги Иисуса Навина и Судей, часть израильтян воспринимала Иерусалим как чужой, преимущественно иевусейский город. Для патриархов были важны Вефиль, Хеврон, Шхем (Сихем) и Беэр-Шева (Вирсавия); а Иерусалима они в своих странствиях, похоже, вовсе не заметили. Впрочем, однажды Авраам, возвращаясь из победоносного военного похода, повстречал Мелхиседека – «царя Салимского» и «священника Бога Всевышнего». Царь одарил Авраама хлебом и вином и благословил «от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли» – бога города Салима (Быт 14:17–20). В иудейской традиции Салим отождествляется с Иерусалимом, хотя это далеко не однозначно [10] В работе Rowley, 1967 на с. 17–19 резюмируются основные точки зрения по этому вопросу. Другие предлагаемые варианты – Шхем, гора Тавор (Фавор) и гора Гризим (Гаризим). , а местом встречи Авраама и Мелхиседека считается источник Эйн-Рогель (в русской Библии – Ен Рогел, современное название – Бир-Айюб, «колодец Иова») в точке соединения двух долин – Кедронской и Хинном (Mazar, p. 157). Этот источник определенно имел в древнем Иерусалиме культовое значение, по-видимому, связанное с церемонией помазания царей города. По местной легенде, Мелхиседек был основателем Иерусалима, и от него вели свой род правители города [11] См.: Иосиф Флавий. Иудейские древности. I, 10, 2. . Позднее, как мы узнаем из псалмов, иудейским царям из дома Давида, при помазании говорили: «Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (Пс 110:4). Таким образом, они наследовали этот древний титул наряду со многими другими, также связанными с традиционными иевусейскими культами горы Сион. Вполне возможно, что рассказ о встрече Авраама с Мелхиседеком появился, когда царь Давид захватил Иерусалим, и его цель – обосновать притязания Давида на царский титул. Действительно, содержание рассказа в том, что предок Давида Авраам и основатель Иерусалима приветствовали и одарили друг друга (Clements, 1965, p. 43). Но кроме того, Библия особо подчеркивает почтительность Авраама по отношению к жителям города – патриарх предлагает Мелхиседеку десятую часть добытого в походе имущества и принимает благословение «чужого» Бога, оказывая уважение людям и их традициям.

Бог Мелхиседека именовался «Бог Всевышний» (на иврите – «Эл Эльон»). Этот титул получил Яхве, когда ему стали поклоняться как верховному богу Иерусалима, и им же, среди прочего, величали в Угарите Баала, бога горы Цафон (Clements, 1965, pp. 44–47). Древние часто объединяли богов, это не считалось предательством или недостойным компромиссом. Боги рассматривались не как личности с отчетливо выраженной индивидуальностью, а как символы священного. Поселяясь в новых местах, люди нередко начинали сочетать собственный культ с культами местных божеств, так что «пришлый» бог приобретал черты и функции своих предшественников. Мы уже видели, что древние израильтяне считали одним и тем же божеством бога Моисея Яхве и Бога Всемогущего, которому служил Авраам. Оказавшись в Иерусалиме, они точно так же связали Яхве с Баалом, которому, по всей вероятности, поклонялись на горе Сион под именем Бога Всевышнего.