Арнольд Шварценеггер - Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Здание обошлось мне в 215 000 долларов. На выплату первого взноса ушли все мои сбережения до цента, 27 000 долларов, плюс еще 10 000 долларов, одолженных у Джо Уайдера. Здание было – смотреть не на что: неказистое двухэтажное строение начала пятидесятых из дерева и кирпича. Но я был бесконечно счастлив. Мы с Барбарой тотчас же переехали в него. Район был прекрасный, а квартиры в здании – просторные и ухоженные. Я выбрал себе самую большую квартиру площадью две тысячи четыреста квадратных футов, с балконом по фасаду, гаражом на две машины внизу и маленьким двориком за домом. Были тут и другие преимущества: остальные квартиры я сдал в аренду работникам сферы развлечений. Актеры, которых я встречал в тренажерном зале, постоянно искали себе жилье, так что через какое-то время в моем доме жило уже четыре актера. Это был верный способ обзавестись связями в том мире, куда я хотел попасть. Что самое главное, я съехал со съемной квартиры, где мне приходилось платить 1300 долларов в месяц, в дом, который окупался сам с самого первого дня, на что я и рассчитывал.

Увидев, как я провернул сделку стоимостью 215 000 долларов, мой старый друг Арти Зеллер был потрясен. После этого он еще несколько дней спрашивал, как у меня хватило духа на такое. Арти никак не мог это понять, потому что сам в жизни никогда не рисковал.

– Как ты можешь выдерживать постоянное давление? Тебе же нужно думать о том, как сдать остальные пять квартир. Нужно собирать арендную плату. А что, если что-нибудь пойдет не так?

Арти мог видеть одни только проблемы. Все будет ужасно. Жильцы поднимут шум. А что если кто-нибудь придет домой пьяным? Что, если кто-нибудь поскользнется и упадет, а потом подаст на меня в суд? Знаю ли я, что такое судиться в Америке? И так далее, и в том же духе.

Я поймал себя на том, что слушаю его.

– Арти, ты едва не вселил в меня страх божий. – Я рассмеялся. – Больше ничего не говори. Я хочу и впредь бродить как щенок. Я впутываюсь в какую-либо проблему, а затем решаю, что она собой представляет в действительности. Не пугай меня раньше времени.

Часто бывает проще принять решение, не владея всей полнотой информации, так как в этом случае не приходится ломать голову над несущественными мелочами. Если же информации чересчур много, это может парализовать волю. Вся сделка будет казаться одним сплошным минным полем.

То же самое я заметил еще в колледже. Наш преподаватель экономики защитил две докторские диссертации, но он ездил на «Фольксвагене-Жуке». К тому времени у меня уже давно были автомобили лучше. И я сказал себе: «На самом деле знать все – это еще не ответ, потому что этот парень не зарабатывает себе столько денег, чтобы купить машину получше. Он должен был бы ездить на «Мерседесе»».

Как Мистер Олимпия, я был трехкратным победителем мирового первенства, о котором девяносто девять процентов американцев даже не слышали. Мало того, что представление о культуризме как виде спорта оставалось туманным; если среднего американца спрашивали, что ему известно о культуристах, в ответ можно было услышать только одни отрицательные суждения:

– Этим ребятам мышцы только мешают. У них начисто отсутствует координация движений, и они даже не могут завязать шнурки.

– Все это превратится в жир, и они умрут молодыми.

– Они все до одного страдают комплексом неполноценности.

– У них не все дома.

– Они влюблены в самих себя.

– Они поголовно гомосексуалисты.

Все аспекты этого образа были плохи. Один журналист сказал, что этот вид спорта продвигать так же трудно, как борьбу карликов.

Действительно, культуристы во время тренировок наблюдают за собой в зеркало. Для нас зеркало – это важный инструмент, такой же, как и для балерин. Нужно быть своим собственным тренером. Например, выполняя повороты с гирями, необходимо следить за тем, чтобы одна рука точно следовала за другой.

Культуризм как вид спорта был задвинут так далеко, что, можно сказать, вообще не существовал. Для меня культуризм был чем-то настолько американским, что я не переставал удивляться, когда у меня спрашивали, чем я занимаюсь. «Вы борец? – спрашивали меня. – Какое у вас тело! Нет, нет, знаю, вы футболист, правильно?» Люди называли все, кроме культуризма.

На самом деле больше всего зрителей наши выступления собирали в странах третьего мира. Посмотреть показательные выступления в Индии пришли двадцать пять тысяч зрителей, а в Южной Африке они собрали десять тысяч. Культуризм был одним из самых зрелищных видов спорта на Ближнем Востоке. Поворотный момент в карьере Джо Уайдера наступил в 1970 году, когда международное сообщество наконец официально признало культуризм как вид спорта. Отныне программы подготовки культуристов получили право на государственную поддержку в тех странах, где спортсмены спонсируются государством.

Но я провел в Соединенных Штатах уже четыре года, и по сути своей за все это время ничего не изменилось. Во всех крупных городах по-прежнему был один или два тренажерных зала, где занимались культуристы. Крупнейшие состязания не собирали больше четырех-пяти тысяч зрителей.

Мне это не давало покоя, поскольку я мечтал о процветании культуризма, хотел, чтобы не только импресарио, но и спортсмены зарабатывали хорошие деньги. Мне также казалось очень важным, чтобы те миллионы, которые когда-нибудь увидят фильмы с моим участием, знали, откуда у меня такие мышцы и что это значит – быть Мистером Вселенная, Мистером Олимпия и Мистером Земля. Так что предстояла большая просветительская работа. Чем более популярным становился этот вид спорта, тем больше у меня было шансов стать видной фигурой. Скажем, полузащитнику футбольной команды «Нью-Йорк джетс» Джо Намату не составляло труда попасть в кино и рекламу. В ведущих видах спорта, таких как американский футбол, бейсбол, баскетбол, теннис, звезды просто позируют перед фотокорреспондентом, получая за это большие деньги. Я понимал, что со мной такого никогда не будет. Мне нужно было добиться большего. Я хотел развивать культуризм, чтобы как можно больше людей занимались этим видом спорта, но также и чтобы это благоприятно сказалось на моей карьере.

Однако Джо Уайдер во многих отношениях был упрямым. Он даже не собирался пробовать расширить свою аудиторию за рамки поклонников культуризма и пятнадцатилетних юнцов – какие бы доводы я ни приводил.

– Это же комиксы! – насмешливо говорил я про его журналы. – «Как Арнольд затерроризировал свои бедренные мышцы», «Вот говорят бицепсы Джо»… Откуда все эти глупые заголовки?

– Это увеличивает тираж, – отвечал Джо.

Его подход заключался в том, чтобы обеспечивать постоянный набор продукции и при любой возможности расширять рынок сбыта по всему миру. Возможно, это было правильно, потому что его бизнес разрастался. Но я понимал, что если начну продвигать культуризм новой аудитории, то найду свой собственный путь.