Бхагаван Раджниш (Ошо) - Разум. Творческий отклик на сейчас

Это случилось во время Второй мировой войны…

Отставной солдат… он сражался в Первой мировой войне и заслужил награды; он был храбрым человеком. Теперь прошло почти двадцать пять лет. У него была небольшая ферма, и он жил тихо и спокойно.

Он возвращался с фермы домой с корзиной яиц, и несколько посетителей ресторана, шутки ради, сыграли трюк над бедным старым солдатом. Один из них закричал:

– Смирно!

И этот человек выронил корзину и встал по стойке смирно.

Двадцать пять лет миновало с тех пор, как он прошел тренировку. Но тренировка приникла до мозга костей; она стала частью бессознательного. Он совершенно забыл, что делал, – это случилось почти независимо от него, механически.

Он был очень сердит. Но эти люди сказали:

– Ты напрасно сердишься, потому что мы можем кричать, что нам хочется. Кто тебя заставляет этому следовать?

Он сказал:

– Для меня уже слишком поздно решать, следовать приказу или не следовать. Весь мой ум действует как машина. Эти двадцать пять лет просто исчезли. «Смирно» значит только «смирно». Все мои яйца разбились, я бедный человек…

Но это делается во всем мире. И не только сегодня; с самого начала армии тренируют в том, чтобы не использовать разум, а исполнять приказания.

Вы должны с полной ясностью понять одно: выполнять приказание и что-то понимать – это две диаметрально противоположные вещи. Если, при понимании, ваш разум чувствует убежденность, и исходя из этого вы что-то делаете, вы не следуете приказанию снаружи; вы следуете собственному разуму.

Это напоминает мне другой случай времен Второй мировой войны. В Берлине немецкий профессор логики был призван в армию. Не хватало солдат, и всем, кто был физически пригоден, предлагалось вызваться добровольцами. В противном случае людей принуждали служить в армии… – Все общества, все нации, все культуры принимают как должное, что индивидуальности существуют ради них, не наоборот.

Для меня верно обратное: общество существует ради индивидуальности, культура существует ради индивидуальности, нация существует ради индивидуальности. Все остальное можно принести в жертву, но индивидуальность нельзя приносить в жертву какой бы то ни было цели. Индивидуальность – это само цветение существования; нет ничего выше нее. Но ни одна культура, ни одно общество, ни одна цивилизация не готовы признать эту простую истину.

…Этот профессор был принужден вызваться добровольцем в армию. Он сказал: «Я не такой человек, который может сражаться. Я умею вести дискуссию, я – логик. Если вам нужен кто-то, чтобы вести с врагом дискуссию, я готов, но сражаться – не мое дело. Сражаться – это варварство».

Но никто его не слушал, и в конце концов он был приведен на плацдарм для парада. Начался парад, и командующий сказал: «Налево!» Все повернули налево, но профессор остался стоять, как и прежде.

Командующий немного встревожился: «В чем дело? Может быть, этот человек – глухой». И он закричал громче: «Еще раз налево!» Все снова повернули налево, но этот человек продолжал стоять, словно ничего не слышал. Шагом марш, кругом… отдавались все приказания, и все их исполняли. Этот человек просто продолжал стоять на месте.

Он был известным профессором; даже командующий его знал. С ним нельзя было обращаться, как с любым другим солдатом; он пользовался определенным уважением. В конце концов, когда парад был окончен, и все вернулись на то же место, с которого начали, командующий подошел к профессору и сказал:

– У вас какая-то проблема с ушами? Вы плохо слышите?

– Я слышу хорошо, – сказал он.

– Но почему тогда, – сказал командующий, – вы продолжаете стоять на месте? Почему вы не исполняете приказаний?

– Какой смысл? – сказал профессор. – Если всем остальным пришлось, в конце концов, вернуться в прежнее состояние, после всего этого движения вперед и назад, влево и вправо, что они от этого выиграли?

– Вопрос не в том, чтобы что-то выиграть, – сказал командующий, – вопрос в тренировке.

– Но мне не нужно никакой тренировки. Проделав все эти глупости, вы вернулись на прежнее место, в чем я не вижу ни малейшего смысла. Можете ли вы мне объяснить, почему я должен поворачиваться налево и направо?

– Странно, – сказал командующий. – Ни один солдат не задает таких вопросов.

Профессор сказал:

– Я не солдат; я профессор. Меня заставили сюда явиться, но вы не можете меня заставить что-то делать вопреки моему разуму.

Командующий пришел к вышестоящим властям и сказал:

– Что мне делать с этим человеком? Он может испортить других – потому что все надо мной смеются, и все говорят: «Профессор, вы прекрасно поступили!» Я не могу справиться с этим человеком. Он задает такие вопросы, и каждую мелочь нужно ему объяснять: «Пока я этого не пойму, пока мой разум это не поддержит, я не собираюсь этого делать».

Главнокомандующий сказал:

– Я знаю этого человека. Он – великий логик. Вся тренировка его жизни состояла в том, чтобы все подвергать сомнению. Я о нем позабочусь, не беспокойтесь.

Он вызвал профессора в свой штаб и сказал:

– Извините, но мы ничего не можем сделать. Вас призвали в армию; стране нужны солдаты. Но я дам вам такую работу, которая не представит для вас никаких трудностей и не создаст никаких трудностей для других. Пойдемте со мной в столовую.

Он привел профессора в столовую и показал ему большую кучу бобов. Он сказал профессору:

– Сядьте вот здесь. Вы можете сортировать бобы, откладывая большие в одну сторону, а маленькие – в другую. Через час я приду и посмотрю, как у вас идет дело.

Через час он вернулся. Профессор сидел на прежнем месте – и бобы тоже были на том же месте, что и раньше. Он сказал:

– В чем дело? Вы даже не начали.

Профессор сказал:

– В первый и последний раз, я хочу, чтобы вы все поняли, что пока вы мне не объясните… Почему я должен сортировать эти бобы? Мой разум чувствует себя оскорбленным вами. Что я, идиот, чтобы сортировать эти бобы? Какая в этом необходимость? Кроме того, есть другие трудности. Сидя здесь, я подумал, что, может быть, в этом есть какая-то необходимость, но есть и другие вопросы, которые должны быть решены: есть бобы большие, есть маленькие, но есть и бобы множества других размеров. Что делать с ними? Вы мне не дали никаких критериев.

Приказания, дисциплина, инструкции – все это используется людьми, которые хотят над вами главенствовать, людьми, которые хотят диктовать вам свои условия, навязывать свои идеи в жизни других людей. Я называю таких людей величайшими преступниками. Навязывать кому-то свою идею, давать какой-то идеал, какой-то шаблон – это насилие, сущее насилие. Это разрушительно.