Бернард Лонерган - Метод в теологии

Человек способствует прогрессу внимательностью, умом, разумностью и ответственностью не только во всех своих познавательных операциях, но и в своих речах и письменных текстах. Он компенсирует упадок, идя от открытия к открытию. Ибо когда человек совершает открытие, когда он узнает то, чего не знал прежде, он довольно часто продвигается не только от неведения к истине, но и от заблуждения к истине. Упорно следовать от открытия к открытию означает всматриваться в заблуждение, обнаруживать другие, связанные с ним взгляды, которые так или иначе поддерживают или подпитывают его. Эти ассоциированные с заблуждением взгляды тоже могут оказаться заблуждениями и потребуют внимательного рассмотрения. По мере того, как человек подвергает их сомнению и убеждается в их ошибочности, он обращается к взглядам, ассоциированным уже с ними, и, таким образом, обнаружение одного заблуждения становится поводом для избавления от многих. Но недостаточно просто отбросить заблуждение. Помимо ложных верований, существует ложно верующий. Человек должен всмотреться в тот способ, каким он пришел к ошибочному верованию, и попытаться обнаружить и исправить небрежность, легковерие, пристрастность, которые побудили его принять ложное за истинное. Наконец, недостаточно избавиться от ошибочных верований и изменить ошибочно верующего. Человек должен не только отбрасывать, но и восполнять, не только разрушать, но и строить. Простое выслеживание заблуждений способно привести человека к личному и культурному краху, оставив его без убеждений и приверженностей. Гораздо более здравым является преимущественно позитивный и конструктивный образ действий, при котором истинное все более и более наполняет сознание человека, а ложное отпадает, не оставляя после себя пустоты или шрама.

Таково, в общих чертах, верование. Теперь мы должны обрисовать процесс прихода к верованию. Он возможен потому, что истинное само по себе имеет не частный, а публичный характер, представляет собой нечто не ограниченное схватившим его сознанием, но независимое от него и в этом смысле отделимое, сообщаемое. Эта независимость, как мы уже подчеркивали, есть познавательное самотрансцендирование, подразумеваемое истинным суждением о факте, и моральное самотрансцендирование, подразумеваемое истинным суждением о ценности. Я не могу дать другому человеку свои глаза, чтобы он смотрел ими, но я могу правдиво сообщить о том, что я увидел, и он может мне верить. Я не могу дать другому человеку свое понимание, но я могу правдиво сообщить о том, что я понял, и он может мне верить. Я не могу передать другому мою способность суждения, но я могу сообщить о том, что я утверждаю и что отрицаю, и он может мне верить. Таков первый шаг. Его делает не тот, кто верит, а тот, кому верят.

Второй шаг – общее ценностное суждение. Оно одобряет разделение труда между людьми в добывании знания, как в его историческом, так и в его социальном измерениях. Одобрение не лишено критичности: оно подразумевает полное осознание непрочности верования; тем не менее, такое суждение находит очевидным, что возврат к примитивизму приведет лишь к возрастанию, а не к уменьшению заблуждения. Поэтому оно встраивается в сотрудничество людей в деле развития знания, способствуя возрастанию истины и сражаясь с заблуждением.

Третий шаг – частное ценностное суждение. В нем рассматривается достоверность свидетельства, источника, сообщения; компетентность эксперта, обоснованность суждения учителя, советчика, начальника, чиновника, авторитета. В каждом случае суть вопроса состоит в том, критичен ли некоторый источник по отношению к своему собственному источнику, достиг ли он познавательного самотрансцендирования в своих суждениях о фактах и морального самотрансцендирования в своих ценностных суждениях; был ли он достоверен и точен в своих утверждениях. Обычно на такие вопросы нельзя ответить, используя прямые методы; требуется обратиться к методам косвенным. Например, могут существовать более одного источника, эксперта, авторитета; они могут быть независимыми друг от друга и все же конкурировать друг с другом. Кроме того, источник, эксперт, авторитет могут высказываться по разным поводам, и тогда нужно смотреть, являются ли его или ее утверждения внутренне вероятными, согласуются ли они друг с другом и со всем тем, что нам известно из других источников, от других экспертов и авторитетов. Далее, другие исследователи могут часто обращаться к одному и тому же источнику, эксперту, авторитету и прийти к выводу о достоверности источника, компетентности эксперта, обоснованности суждений авторитета. Наконец, когда всё говорит в пользу верования, кроме внутренней вероятности утверждения, которое должно стать его предметом, человек может спросить себя: не во мне ли самом ошибка, не ограниченность ли моего собственного горизонта мешает мне уловить внутреннюю вероятность утверждения, о котором идет речь?

Четвертый шаг – решимость верить. Это выбор, следующий за общими и частными ценностными суждениями. Человек уже рассудил, что критически контролируемое верование существенно важно для человеческого блага; он принимает его рискованность, но это неоспоримо лучше, чем регресс к примитивизму. Теперь человек решает, что такое-то и такое-то утверждение достойно веры, что разумная и ответственная личность может в него верить. Сочетание общего и частного суждений лежит в основе заключения, что данному суждению следует верить: ведь если верование – это вещь хорошая, то, когда можно верить, нужно верить. Наконец, чему нужно верить, то на самом деле становится объектом верования – благодаря решению или выбору.

Пятый шаг – акт веры. В своем собственном уме я считаю, что сообщенное мне суждение о факте или о ценности истинно. Я так считаю не в силу своего собственного, имманентно порожденного знания, ибо в данном предмете я им не обладаю, а в силу имманентно порожденного знания других людей. Более того, мое знание имманентно порожденного знания других, как это явствует из третьего шага, есть не только вопрос моего имманентно порожденного знания: как и большая часть человеческого знания, оно тоже в значительной мере зависит от дальнейших актов веры.

В этом пункте наш анализ может создать превратное впечатление. В отсутствие конкретных примеров он способен породить сомнения и даже вызвать в людях нежелание верить чему-либо. Но представим себе инженера, который достает свою логарифмическую линейку и в несколько мгновений производит длинные и сложные расчеты. Он точно знает, что́ делает. Он может объяснить, каким именно образом движения бегунка имеют следствием получение результата. Но эти результаты не являются исключительно плодом имманентно порожденного знания инженера: ведь разметка линейки представляет логарифмические и тригонометрические таблицы, а инженер вовсе не сам разработал этот набор таблиц. Он не знает, но верит, что эти таблицы правильны. Инженер также никогда не сверял разметку линейки с набором таблиц. Он не сомневается в их соответствии, но отсутствие сомнения объясняется не имманентно порожденным знанием, а верованием. Поступает ли он неразумно, безрассудно, безответственно? Возьмется ли кто-нибудь настаивать на том, что инженеры должны прекратить пользоваться логарифмической линейкой, пока каждый их них не достигнет имманентно порожденного знания точности логарифмических и тригонометрических таблиц и соответствия разметки на их линейках таблицам, разработанным каждым из них самостоятельно?