Изабель де Андиа - Unio Mystica. Единение с Богом по Дионисию Ареопагиту

И вслед за этим обозначением Христа как «скинии» Григорий вводит краткое рассуждение об именах Христовых, развивая тем самым древнюю катехетическую тему [74] См. Justin, Dialogue (Иустин, Разговор с Трифоном-иудеем ) 126, 1, PG 6,7 68 C; Origene, Comentairу selon S. Jean (Ориген, Толкование на Ев. Иоанна )I, 9, 52; SC 120, p. 89; Cyrille de Jerusalem, Catechese (Кирилл Иерусалимский, Огласительные слова )X, 1–16; Gregoire de Nazianze (Григорий Богослов), Oratio I, 6, SC 247, p. 78–79; PG 35, 400 B – C. Григорий Нисский посвятил имени Христа целое сочинение: De perfectione (PG 46, 252–285; GNO VIII, 1, p. 172–214); см. также Homilia II In Ecclesiastem (PG 44, 636 B, Oratio I; GNO V, p. 297), Refutatio Confessionis Eunomi (PG 45, L. II, 524 B; GNO, II, L. II, p. 365 и Contra Eunomium, PG 45, 829 С – 832 A; GNO II, L. III, p. 241–243). Эта тема звучит также в: V. Taylor, The Names of Jesus, London 1953. :

[176] И если мы называем скинией столь великое Благо, то пусть не смущается любящий Христа, будто такой словесный образ умаляет величие Божественной природы. Ведь и любое другое наименование, обозначающее Его природу, недостойно Его, да они и все вместе равным образом недостаточны для точного обозначения: как те, которые признаются незначительными, так и те, в которых заметно величие помыслов. [177]. Но все эти наименования, каждое в соответствии со своим смыслом, благочестиво употребляются для обозначения Божественной силы: врач, пастырь, защитник, хлеб, виноградная лоза, путь, дверь, обитель, вода, скала, источник и все другие Его наименования, – и точно так же Он именуется и словом «скиния» в значении, подобающем именованию Божества. Ведь действительно есть сила, которая объемлет всё сущее, в которой « обитает вся полнота Божества » (Кол 2,9): общий покров всего, объемлющий собою вселенную, справедливо именуется скинией.

[178] Но необходимо, чтобы этому наименованию соответствовал зрительный образ и чтобы каждая его деталь вела к созерцанию верного представления о Боге.

По Григорию, зрительный образ, соответствующий всякому наименованию, должен вести к «к созерцанию верного представления о Боге». Оттого-то, говорит Григорий, апостол Павел, для которого «завеса земной скинии есть плоть» [75] Евр 10, 20. , «и сам имел видение скинии в пренебесных святилищах (2 Кор 12, 4), где ему Духом были открыты тайны Рая» ( VM II, 178).

3.1. Христос-камень

В повествовании о Моисеевом восхождении (Исх 20) и в Филоновом толковании нас привлекли два пункта:

а) идея посвящения Моисея как первосвященника на Синае. Это посвящение, по Филону, состояло в видении скинии, которую следовало построить;

б) определение места, где пребывает Бог (Исх 20, 21). По Филону это место, полагающее границу между неподвижной и подвижной природой, есть первосвященник.

А в Жизни Моисея Григория Нисского обе темы – «скинии» и «места» – получают христологическое толкование, основанное на Послании к Евреям и на Первом Послании к Коринфянам :

а) «таинство скинии», в которое посвящен Моисей, есть само таинство Христа, « скинии нерукотворенной », согласно Евр 9,11;

б) место, « где был Бог » (Исх 20, 21) тождественно камню, который «был Христос» (1 Кор 10, 4).

Григорий начинает с вопроса:

Как же понимать то место , о котором говорил Бог? Ту скалу и углубление в ней? И руку Божию , которая затворила вход в расселину в скале? И прохождение Бога ? И спину, которую Бог обещал показать Моисею, когда тот попросил дать ему взглянуть на Лицо? (…) Как, исходя из всего вышеизложенного, можно понять высоту , на которую стремился взойти Моисей, уже достигнувший столь великих вершин; высоту, взойти на которую помогает Тот, Кто « содействует любящим Бога » [76] Рим 8, 28. , направляя Моисея и говоря: « Вот место у Меня »? [77] Исх 33, 21. ( VM II, 241).

Этому месту Бог не дает «количественных определений (…) но, используя понятие измеримой поверхности, ведет своего слушателя к беспредельному и безграничному (τὸ ἄπειρόν τε καὶ ἀόριστον)» ( VM II, 242). Приписывая этому «месту» характер бесконечности, Григорий прилагает к нему также атрибут по преимуществу божественный, на котором он в начале Жизни Моисея основывает идею совершенствования как бесконечного поступательного движения [78] Григорий представляет свое учение о бесконечном поступательном движении как силлогизм, основанный на божественном свойстве быть бесконечным: Бог бесконечен, а добродетель или совершенство есть причастность Богу, следовательно, совершенство есть бесконечное поступательное движение. :

Божественная природа безгранична и беспредельна (ἀόριστος ἄρα καὶ ἀπειράτωτος ἡ θεία φύσις). Всякий, кто постигает добродетель, тем самым постигает Бога, потому что Он и есть высшая добродетель. Итак, сопричастность прекрасному в высшей степени желанна для тех, кто его познает, а прекрасное не имеет границ. Поэтому тот, кто ему причастен, неизбежно желает беспредельного (ἡ ἐπιθυμία τοῦ μετέχοντος τῷ ἀόριστῳ συμπαρατείνουσα), и ничто не утолит его желания (Вступление 7).

Здесь бесконечность предстает уже не как цель бега, которой бегун никогда не может достичь, но в некотором роде как почва, по которой он бежит:

Смысл этих слов, по-видимому, примерно таков: поскольку твое вожделение простирается вперед (Флп 3, 13) и для твоего движения нет насыщения, и ты знаешь, что нет предела (ὅρον) добра, а желание всегда обращено к большему, то есть у Меня такое великое место, по которому можно бежать и никогда не достичь конца своего ( VM II, 242).

Это «место», одновременно являющееся тем местом, на которое Бог указывает Моисею, говоря: «Вот место у Меня» (Исх 33, 21), и пространством, где бежит атлет, «простираясь вперед» (Флп 3,13), обладает двумя качествами: оно бесконечно и устойчиво, как скала. «Стань на этой скале» (Исх 33, 21), говорит Бог Моисею. « Это и есть самое странное: как одно и то же состояние является и покоем, и движением? (Τοῦτο δὲ τὸ πάντων παραδοξότατον πῶς τὸ αὐτὸ καὶ στάσις ἐστὶ καὶ κίνησις)» ( VM II, 243).

Парадокс тождества (τὸ αὐτό) противоположностей: в эпектазе – движения и покоя (στάσις καὶ κίνησις), а во мраке – «видения» и «невидения» [79] «Ибо в том состоит истинное познание того, что он ищет, а истинное видение в том, чтобы не видеть» (ἐν τούτῳ τὸ ἰδεῖν ἐν τῷ μὴ ἰδεῖν) ( VM II, 163). . Но где бесконечность, там нет противоположности [80] «Кто замыкает божественное какой-то границей, тот подчиняет прекрасное его противоположности (ὑπὸ τοῦ ἐναντίου). Но это нелепость (ἄτοπον). Итак, признаем, что безграничную природу ничто не может объять. А что не имеет предела, то не дается постижению ума» ( VM II, 238). .

Григорий пояснит этот «парадокс» бега на скале на примере песчаного холма:

[243] Это и есть самое странное: как одно и то же состояние является и покоем, и движением? Кто восходит, тот никоим образом не стоит, а кто остановился, тот уже не продвигается вверх. А здесь стояние проистекает из восхождения. Дело в том, что чем тверже и неотступнее становится человек в отношении добра, тем вернее он движется по пути добродетели (…)