Мария Великанова - Призрачный мир. Сборник фантастики

В удобные туфли обутый, садится Пусянь на коня. Готовый скакать без оглядки до самых пекинских ворот. Однако бежит из палатки Джамуха и громко орет:

– Откуда такая обида?! Зачем ты сидишь на коне?

– Заткнись, подколодная гнида. Ты братом не можешь быть мне!

На миг онемевший от гнева, Джамуха кричит, возмущен:

– Потомок ходившей налево, проклятый пекинский шпион! Рожденный в смесительном браке, пропивший наследство отцов!

– Ты сын желтоухой собаки, пожравший своих мертвецов!

И так они долго ругались, забыв про войну и любовь, потом наконец-то расстались и больше не встретились вновь.

Приятно домой возвратиться!

Исходу чудесному рад, Пусянь приезжает в столицу, идет во дворец на доклад. В саду, что небесного краше, под шепот гаремных богинь сидел, от забот подуставший, владыка империи Цзинь. С одной из пекинских художниц неспешный ведет разговор, а дюжина юных наложниц пытается радовать взор.

– На этом волшебном портрете я выгляжу словно живой, – с тоской император заметил (он слился навеки с тоской). – Я видел такой в мавзолее, где бывший лежит хуанди… Но кто там, в начале аллеи? Пусянь, дорогой! Проходи.

– Владыка, монголы опасны. Их тысячи взрослых мужей…

– Министры с тобою согласны. О прочем я знаю уже. Про быстрые точные стрелы и реки, бегущие вспять. Мой друг, ты не справился с делом. Придется тебя расстрелять. А может, – сказал император, – другим разгильдяям урок, как символ грядущей расплаты, я дам тебе тонкий шнурок?

Пусянь, возмущенный словами, что только услышали все, стоял, окруженный цветами, в своей первозданной красе. Вернувшись домой из пустыни, такого исхода не ждал! И тут же решение принял.

– Я жизнью своей рисковал! Ты просто подлец, человече! – воскликнул великий герой. – Я был батальонный разведчик, а ты – писаришка штабной! Предавшись разврату и блуду, забыл про Небесный Мандат! Я сам императором буду, а ты отправляешься в ад!

Ужасной обидой раздавлен, как с места сорвавшийся пес, он выхватил острую саблю и голову гадине снес.

Засунув в глубокую нишу пугающий труп мертвеца, с мечом окровавленным вышел Пусянь на ступени дворца. Как филин вращая глазами, презрев нарастающий гул, он поднял имперское знамя и голову сверху воткнул. От шока упав на колени, как самый последний холуй, ему поклонились чжурчжени и крикнули громко:

– ВАНЬСУЙ!!!

– Ваньсуй! Императору слава! Ваньсуй! (Это значит «Банзай!») Ваньсуй, Золотая Держава!

Молчит подневольный Китай.

Еще не остывший от драки и демона смерти бледней, Пусянь восклицает:

– Собаки! Седлайте своих лошадей! Готовьтесь к последнему маршу и к яду на каждой игле! Я только империю нашу оставлю на этой земле!

Во мраке ночном похоронен пустой императорский зал.

На кровью заляпанном троне угрюмый Пусянь восседал. Пусянь окружен ореолом судьбой перепутанных струн. Принесший погибель монголам, разбивший империю Сун. Подобный героям Шекспира, как Ричард и злобный Макбет, Пусянь – властелин полумира, но против него – целый свет!

Который по счету посланник вошел, оживляя рассказ?

– Владыка, восстали кидани! Восток отобрали у вас! Пятная окрестности алым, идут по холодным снегам, и флаги династии Ляо опять развеваются там!

– Мы будем сражаться, покуда не сгинет последний кидань! А кто предводитель ублюдков? – спросил хладнокровно Пусянь.

– Проведали верные слуги: рожденный в сибирской тайге кидань по фамилии Лю´ге. А может быть даже Люгé.

– Довольно! Поднять по тревоге моих беспощадных солдат. И пусть разбираются боги, кто правый, а кто виноват, когда побежденный воитель отправится в царство теней. В бою никого не щадите – ни женщин, ни малых детей!

Солдат перепуганный вышел с приказом, звеневшим в ушах. Но вскоре, дыхания тише, заходит китайский монах. Знаток первобытных камланий, ушедший от мира, блажен, в одной из далеких кампаний он взят императором в плен. Пусянь пощадил иноверца и взял во дворец. Потому он стал по велению сердца советником верным ему. Когда полководец был ранен, умело его залатал, и гнев бесконечный Пусяня не раз на войне усмирял.

– Мой друг, я не ведаю страха, с тех пор как покинул Тибет, – Пусянь повернулся к монаху. – Поэтому честный ответ надеюсь услышать сегодня. Ты видел грядущего тень. Готов на коленях в исподнем об этом молиться весь день. Ответь мне, отец, без утайки – кому суждено победить?

Монах улыбнулся.

– В Китае не любят подобную прыть. Истории бешеный ветер не властен над нашей страной. Мы движемся много столетий, года наполняя собой. Ты хочешь прославить чжурчженей? Узнай, что цена высока. Ты должен набраться терпенья и план растянуть на века. И предков забытые лица тебе не должны помешать. Ты должен, Пусянь, научиться врагов ежедневно прощать. Оружием тайных алхимий, потоком военных машин ты можешь расправиться с ними. Но должен остаться один владелец небесных мандатов, китайцам отец и другим, на Небе один Император – один император под ним.

И снова пугающий ветер метнулся по залам пустым. Пусянь ничего не ответил.

«…один император под ним…»

Одна из любимых наложниц внезапно скончалась во сне – холодные лезвия ножниц торчали в ее животе. Ничтожная пасть открывала пошире любого слона и «Пусик» его называла – за что расплатилась сполна!

Поднявшись с кровавой постели, Пусянь из семейства Ваньну вернулся к поставленной цели. Лицом повернулся к окну. Качнулся и в ужасе замер.

– Я вижу багровую тень… В окне отражается пламя горящих вокруг деревень! – Он выскочил пулей наружу, хватая доспех на ходу. Спустился, железом нагружен, готовый отбросить Орду от стен и ворот Поднебесной в пустыню, за водораздел, в сибирский мороз.

Бесполезно. Пусянь ничего не успел.

Внизу, в императорской ставке, в приемном покое дворца, сидят генералы на лавке и слушают молча гонца. Солдат с опаленным мундиром и кровью залитым лицом поведал своим командирам, что битва пошла кувырком. Обмотан обрывками ткани, стоявший едва на ногах, запнулся, увидев Пусяня. Но тут же продолжил:

– В горах последние крепости пали. Проломы в стене городской. Пожары в японском квартале…

– Как смели вы ужас такой сокрыть от меня, негодяи?! – Сын Неба упал на кровать. – Я мог бы позвать самураев и верных бохайцев призвать… Осколки потерянной чести…

– Никто не посмел доложить. Гонцов, что печальные вести приносят, ты любишь казнить, – один из его капитанов ответил. – Мой царственный брат, увы, но мятежные кланы разбили имперских солдат. И я предложить собирался. Решение только одно…

– Довольно, – Пусянь отозвался и выглянул снова в окно. Едва ли властитель Китая предвидел такой поворот! Пекин осажденный пылает, на улицах битва идет… Похоже, конец абсолютен. Но в центре последней войны с ним самые верные люди. Другие давно казнены.