Мария Великанова - Призрачный мир. Сборник фантастики

Отец Григорий уйдет спустя час, сгорбившись, бросив на Павлика острый взгляд, от которого холодок пробежит по спине. Родной отец некоторое время полежит, потом, кряхтя, поднимется, распрямится, словно и не было никогда черного паука в спине.

В этот раз Павлик столкнулся с отцом Григорием в сенях – не удержался, выбежал во двор по нужде, а когда возвращался, то уткнулся лбом прямо в рясу.

– Ого! – сказал отец Григорий. – Экий ты, пострел, однако, шустрый. Ну-ка, посторонись.

Павлик прижался к поржавевшему умывальнику, пропуская гостя, зажмурился. Ладони легли на холодный металл. Железо поможет, защитит от дядьки. Вот сейчас… Ну… Отец Григорий остановился. Павлик открыл глаза.

– Лови, – сказал отец Григорий и кинул в него большую железную гайку.

Павлик поймал – не руками, мыслью поймал. Гайка повисла в воздухе, а потом, будто стесняясь своего поступка, со звоном упала на пол.

– Что случилось? – прокричала из комнаты мама.

Она не провожала гостя, а осталась вытирать мокрым платком пот со спины отца.

– Ничего, хозяюшка, – ответил отец Григорий, – это я тут с отроком разминуться не смог.

Он наклонился, подбирая с пола гайку, и вдруг весело подмигнул.

– Приходи-ка ты сегодня ко мне, поговорим.

– А вы никому не скажете?

– Как можно? Это будет наш секрет.

Почему-то удаляющийся отец Григорий уже не казался Павлику таким страшным, как раньше.

Церковь была старенькой, с паутиной под потолком в дальнем темном углу. Павлик стоял и думал, что надо бы, наверное, перекреститься, как тетка Оксана крестится. Но он этого делать не умел. И вообще, его скоро в пионеры принимать должны.

– Здравствуй, Павел, – сказал появившийся в дверях отец Григорий. В руках он держал сапку с налипшими комками земли.

Так и сказал, не Павлик, не Павлуша, а Павел. Как взрослому. И от этого в груди прямо к горлу поднялся комок чего-то радостного и возвышенного.

– Здравствуйте, – сказал Павлик и, испугавшись, что голос получился писклявым, грубо добавил: – А чего у вас тут так… запущено.

– Вот ты возьми и распусти. – Отец Григорий опер сапку о стену и устало опустился на лавку. – Каждый норовит поругать, а помочь – добровольцев нет.

Он достал старый носовой платок и вытер лоб.

– Было тут хорошо раньше. Икона даже позолоченная была. Только когда голод в Поволжье начался, я ее отдал. Не забрали – сам отдал. Пусть и святая вещь, но, поверь, ни одна вещь на свете не стоит человеческих жизней, прости меня, Господи.

Отец Григорий перекрестился.

– Сейчас кто сюда ходит? Раз-два и обчелся. Паства по домам разбежалась.

– Ну и что? – сказал Павлик. – Религия – опиум для народа! – Он не знал, что означает слово «опиум», но подозревал, что что-то очень нехорошее, как самогон, который отец пьет по праздникам. – И… это, Бога нет!

– Ты в этом уверен? – улыбнулся отец Григорий.

– Да!

– А почему?

– Ну, так в школе говорят. Это антинаучно!

Отец Григорий спрятал платок и достал гайку. Сжал ее между указательным и большим пальцами и посмотрел сквозь отверстие на Павлика.

– Лучше скажи, ученая голова, как ты это делаешь?

Павлик нахмурился.

– А как вы папу лечите? – с вызовом спросил он.

Отец Григорий встал и неожиданно погладил Павлика по голове. Рука, прикоснувшаяся ко лбу, оказалась грубой и шершавой, как у папы.

Это случилось после того, как купили Люську. Павлик пас ее на дальнем пустыре. Люська была козой упрямой и вредной – того и гляди, боднет под коленки. Зато молоко по утрам она давала – вкуснее не бывает.

«Ладное молоко», – говорил отец Григорий, когда Павлик приносил ему кружечку.

О побеге заключенных из городской тюрьмы Павлик узнал позже, но в то утро никак не думал встретить на пустыре двух чужих дядек.

– Хорошая коза, – сказал первый дядька.

– Что с мальцом будем делать? – спросил второй.

Бежать? Но как? Догонят. Павлик сунул руку в карман.

– Ясно что. Выдаст, уйти не успеем.

В руке у одного блеснул нож. И тут Павлик по-настоящему испугался. Вокруг одуванчики цветут. Телега сломанная валяется. Солнце на небе яркое. Умирать не хочется. Но Люську отдавать убивцам нельзя – столько денег на нее копили. В кармане у Павлика лежало сокровище – английский перочинный нож, папин подарок. Надо выхватить, раскрыть лезвие и драться. Пальцы прикоснулись к металлу. По руке пробежали колючие ежики. Поднялись к плечу, покатились клубками по спине. Затылок обдало холодом. Сейчас Павлик выхватит папин подарок…

Нож раскроется, блеснет в воздухе и угодит в плечо первому убивце. Дядька схватится за рану, сквозь пальцы потекут струйки крови, как тогда, когда Павлик пробил вилами кожу на ладони. Потом Павлик подхватит заржавевший обод колеса, лежащий у сломанной телеги. Обод большой, тяжелый, хорошо по дядькиному лбу приложится. Металла вокруг много: гвозди в телеге, подкова под большим лопухом. Главное – не бояться.

Павлик закрыл глаза.

– Ме-е-е!

– Держи ее! За ноги держи! У-у, шавка.

– Ме-е-е!

И всхлип. Не человеческий. Страшный. А потом: кап-кап, кап-кап – капли падают и разбиваются о лежащую среди травы крышку консервной банки. Если раскроешь глаза, то увидишь повисшую на руках у дядьки Люську с перерезанным горлом.

– Зар-раза, таки выпачкался. Уходим быстрее!

Перочинный нож, обод, подкова – они связаны невидимой нитью. Создают панцирь, укрывающий Павлика от всего мира. Павлика нет. Его не существует. Он за прочной броней, отгородившийся от страхов. Где-то там, во внешнем мире, про него забыли. Там режут Люську и льется кровь. Но здесь тихо и спокойно, только громко колотится сердце. Надо лишь выждать, пока убивцы уйдут.

Панцирь рассыпался с едва слышным звоном, как тонкое стекло. Мир встретил пятнами крови на земле и мыслью: «Что я скажу маме?»

– Сильно мать убивалась? – спросил отец Григорий, когда они сидели на лавочке возле церкви.

Павлик всхлипнул. Он бросил на землю несколько крошек для стайки воробышков, что весело прыгали и щебетали на теплой земле.

– Не плачь, – сказал отец Григорий. – Она была рада, что ты жив остался. А коза – дело наживное. Ну, перестань. Есть такие моменты, когда каждый может испугаться.

– Папа бы не испугался! Вы бы не испугались!

– Я? – нахмурился отец Григорий. – Еще как бы испугался! Что я могу сделать против двух здоровяков? Зато я умею фокусы сотворить, хочешь, покажу?

Павлик кивнул. Отец Григорий достал коробок спичек, зажег одну, держа в правой руке. Затем протянул левую, и огонек, сорвавшись со спички, пролетел по воздуху и впитался в вытянутый палец.

– Здорово! – удивился Павлик. – Вы… огонь… в себя! А папиного паука… боль от спины тоже так забираете?!