Нил Стивенсон - Семиевие

Его заменила широкая площадка на подножии скалы у самого входа в белокаменный храм. Там дожидались двое избранных облачников, юноша и девушка, оба двадцати с небольшим лет, одетые, как умозаключил Дюб, в национальные костюмы. На юноше похожее на халат одеяние по колено, через плечо перекинут широкий белый шарф, концы которого сходятся у бедра. Вокруг талии девушки обвита полоса цветной ткани, спадающей до щиколоток, словно длинная юбка; сверху – желтая шелковая блузка, а поверх нее множество ожерелий из бирюзы и других цветных камней.

Будь рядом Амелия, она с первого взгляда разглядела бы сотню подробностей – материю, вышивку, украшения, цветовую гамму и то, как ниспадает ткань. Амелия очаровала бы короля настолько, что тот согласился бы расстаться со своим оранжевым шарфом. Амелия еще в Паро выпрыгнула бы из «Лендровера», чтобы подружиться с пинавшими мяч мальчишками. Здесь была нужна Амелия, а не Дюб.

Только Амелия, в отличие от Дюба, не летела на Ковчег.

Юношу и девушку, которых звали соответственно Дорджи и Джингме, сопровождала группа морщинистых людей постарше в похожей, но попроще, одежде – по всей видимости, родственники – и несколько лам. Рядом вращались молитвенные колеса, дальше в монастыре позвякивали колокольчики и слышались протяжные голоса монахов.

На глазах у каждого были слезы.

Все, как один, поклонились своему королю.

Дюб был рад, что Тав сюда не добрался.

Последовала какая-то беседа на местном языке. Дюб не знал даже, как этот язык называется. Марио, глухой к человеческим чувствам, носился вокруг и непрерывно щелкал камерой, время от времени припадая на колено или даже бросаясь на землю, чтобы поймать в кадр горные вершины и крыши храмовых построек на заднем плане.

Дюб, не понимавший ни слова, не мог оторвать взгляда от лиц родственников. Они изо всех сил сдерживали себя в присутствии короля, однако видно было, что им мучительно горько навсегда прощаться с Дорджи и Джингме. Хуже, подумал Дюб, чем когда твой ребенок умирает у тебя на руках. В этом есть некоторая определенность, и потом можно приходить на могилу. А эти двое сейчас просто уйдут в туман. Об их окончательном отбытии возвестит рокот лопастей вертолета, а семьям останутся лишь заверения, что Дорджи и Джингме теперь отправятся в космос, чтобы нести с собой культурное наследие Бутана. Заверения, как был практически уверен Дюб, по сути лживые. Однако пятнадцать месяцев спустя эти люди умрут, согреваемые своей верой.

Теперь он гораздо лучше понимал, в чем именно состоит его работа. Спрашивается, почему обреченное население Земли не впадает в безумие? Нет, беспорядки кое-где вспыхивали, но в целом люди вели себя на удивление спокойно. Да потому, что подобные церемонии сейчас проходят в каждом городе и в каждой провинции, где наберется несколько сотен тысяч человек, и они срежиссированы так, чтобы убедить людей – все идет по плану.

В детстве Дюб читал миф о Тезее и Минотавре, который строился на том, что жителей Афин как-то убедили раз в год выбирать жребием семь юношей и семь девушек, чтобы отправить на Крит на съедение чудовищу. Еще тогда это казалось ему самым слабым местом в отличной истории. Кто вообще на такое пойдет? Кто станет бросать такой жребий среди собственных детей?

Народ Бутана, вот кто. А также жители Сиэтла, и департамента Канелонес в Южном Уругвае, и Великого герцогства Люксембургского, и Южного острова Новой Зеландии. Все эти места Дюб должен был посетить в ближайшие две недели, чтобы собрать юношей и девушек, на которых пал жребий. Люди пойдут на такое, если убедить их, что в этом – спасение.

Как и предсказывал Марио, Дюбу вручили артефакты, на вид чрезвычайно старинные. Вручавшие их монахи – внешне чуть ли не старше самих артефактов – улыбались ему сквозь слезы и, кланяясь, пятились прочь, как только Дюб принимал у них из рук молитвенные колеса, списки сутр и резные камни.

Король взял Дорджи и Джингме за руки и, повернувшись спиной к провожающим их – в добрый путь или, может, в последний? – кивнул Дюбу, как бы командуя «твой ход».

Дюб поклонился в последний раз и, тоже повернувшись, повел процессию вниз.

Маневровые двигатели Капли-1, запущенной в День 285, оказалось не совсем в порядке, что иной раз случается с первенцами, поэтому первое в истории Облачного Ковчега бола образовали Капля-2 и Капля-3, запущенные, соответственно, в День 296 и День 300. Три первые капли принадлежали к конкурирующим проектам и поэтому выглядели слегка по-разному. Это было неважно – капли будут штамповать на разных заводах и выводить разными типами тяжелых ракет с разных космодромов, так что небольшие различия все равно неизбежны. Однако форма у всех была более или менее одинаковая – цилиндр с куполообразными полушариями на концах. Такая конструкция определялась тем, что для выполнения основной функции капель – обеспечить выживание людей – в них закачивали воздух, а под давлением все рано или поздно округляется. Дина считала, что они похожи на огромные баки для сжиженного пропана, которые она привыкла видеть рядом с домиками в шахтерских поселках своего детства. Другие сравнивали капли с железнодорожными цистернами или просто толстыми сардельками.

Но по сути это были всего лишь алюминиевые банки с куполами по краям. Стены банок имели толщину около миллиметра, купола – чуть больше. Самой толстой и прочной частью корпуса служили края, где цилиндр и купола слегка перекрывались. Аналогия – пластиковая бутылка для колы, которая легко сминается одной рукой, если открутить крышку, однако под давлением демонстрирует поразительную прочность и жесткость. Во всяком случае людям, обеспокоенным идеей жизни всего в миллиметре от космического вакуума, НАСА предлагало именно такое объяснение.

Первые три капли запустили «голыми» и гладкими, однако сотни последующих будут облачены в одеяния из прозрачной ткани, на время прохождения через атмосферу свернутые под обтекателями из стекловолокна. В космосе оболочку надуют, и она образует мягкий внешний корпус размером чуть больше внутреннего. В пространстве между корпусами будет выращиваться пища за счет солнечного света, проходящего сквозь ткань. Было еще неясно, сможет ли капля полностью себя прокормить – вероятнее всего, нет, но сколько-то пищи лучше, чем вообще ничего. Фотосинтез на борту давал также возможность уменьшить нагрузку на поглотители углекислоты, а слой воды между людьми и космосом уменьшал радиацию.

На одном из куполов располагался стыковочный узел, который в жаргоне насовских пиарщиков значился как «передний вход». Название было не совсем точным, поскольку вход, как и выход, был единственным . Оказавшись внутри заполненного воздухом корпуса, обитатели капли могли его покинуть, только пристыковавшись к чему-нибудь, также заполненному пригодным для дыхания воздухом.