Геннадий Турмов - Владивосток

30 августа. Все эти дни прошли в окончательных приготовлениях: покупаем провизию, разные дорожные вещи. В свободное же от покупок время знакомимся с местным обществом. Один драматический и опереточный театр действует, лихорадочно достраивается другой — там будут петь украинцы; работает цирк. Мы были и в театре, и в цирке. Что сказать о них? Силы, в общем, слабые, но есть и таланты. В общем же житье артиста здесь сравнительно с Россией более сносное, и здешняя публика относится к ним хорошо. Хорошо относится и печать. Вечером я ужинал с несколькими из здешних обитателей, а после ужина один из них позвал меня прокатиться с ним по городу и его окрестностям. Это была прекрасная прогулка. Мои собеседник, живой и наблюдательный, говорил обо всем, с завидной меткостью определяя современное положение дел края.

1 сентября. Сегодня вышел первый номер новой, третьей здесь, газеты — "Восточный вестник". Редакция газеты, очевидно, чистоплотная. Лучшая будущность — 500 подписчиков, и, следовательно, людей собрала к этому делу не его денежная сторона. Сегодня вечер я провел в их кружке, и вечер этот был один из лучших, здесь проведенных вечеров. Хозяйка дома, госпожа М., она же секретарь редакции, из числа тех беззаветных, которые своей любовью к делу, любовью особенной, как только женщины умеют любить дело, перенося на него всю ласку и нежность женской натуры, — греют и светят, вносят уютность, вкус, энергию... Выхлопотать "разрешение", получить вовремя случайно запоздавшую телеграмму и таким образом прибавить интерес номеру, не спать ночь, чтобы номер вышел вовремя, выправлять корректуру и огорчаться от всего сердца, если какая-нибудь буква выскочила-таки вверх ногами, — вот на что проходят незаметно дни, годы, вся жизнь...

3 сентября. Возвратился с вечера в час ночи, а в семь часов утра пароход, на котором я уезжал из Владивостока, уже выходил из бухты в открытый океан. Еду я до бухты Посьета, а оттуда сухим путем в Новокиевск, Красное село и далее, в Корею...»

Вернувшись в Петербург, Николай Георгиевич Гарин-Михайловский опубликовал в 1899 г. сборник «Корейские сказки». Писатель скончался 27 ноября 1906 г. в Санкт-Петербурге.

Сто лет тому назад отстоял свою первую вахту врач брандвахты Павел Иванович Гомзяков, которого позднее назовут первым поэтом Владивостока. Несмотря на его известность, биография поэта продолжает оставаться запутанной. Немало путаницы внесли в нее и авторы юбилейных публикаций. Поэтому мы и решили вернуться к жизни этого замечательного человека.

Большую роль в жизни поэта сыграл его отец, протоиерей Иоанн Стефанович Гомзяков, который родился в 1834 г. во владениях Российско-Американской компании на о. Уналашка. В июне 1856 г. он окончил Архангельскую духовную семинарию и был назначен причетчиком Удской Спасо-Николаевской церкви, а через год — священником в Янской церкви. В августе 1864 г. отца Иоанна перевели в Благовещенск, где его назначили священником в местном кафедральном соборе. Занимался он в те годы и миссионерством. В 1872 г. за успешное обращение корейцев в православие и открытие школы в с. Благословенном отец Иоанн получил награду в 100 рублей. В Благовещенске 13 июня 1867 г. и родился будущий поэт Павел Гомзяков. Позднее Иоанн Стефанович служил на Камчатке, во Владивостоке и Хабаровске. Всего же в семье было семеро детей: четыре дочери и три сына.

Всю свою жизнь протоиерей Гомзяков досадовал, что не получил хорошего образования. Это и стало одной из причин того, что священник постарался, чтобы все дети смогли окончить хорошие учебные заведения. В конце 1895 г. Павел Гомзяков получил диплом медицинского факультета знаменитого Юрьевского университета. Уже на следующий год он решил вернуться в родные края, на Дальний Восток. В августе 1896 г. его назначили младшим врачом Владивостокского пехотного полка, но сухопутная жизнь его не привлекла, и в мае 1899 г. П. Гомзяков стал корабельным врачом Сибирского флотского экипажа, пройдя сначала практику в должности врача Владивостокского морского госпиталя.

Гомзякову пришлось немало времени провести в море. Он был судовым врачом на крейсере «Память Азова», транспортах «Ермак», «Надежный», «Якут», крейсере «Забияка». На «Якуте», под командованием А. А. Новаковского, он совершил плавание к Командорским островам и к Берингову проливу.

Во время Русско-японской воины 1904—1905 гг. П. И. Гомзяков был прикреплен к первому в России соединению подводных лодок и стал, таким образом, первым врачом-подводником.

Врач Гомзяков был деятельным членом Общества изучения Амурского края. Он часто выступал на собраниях, помогал советами начинающим краеведам. За эту деятельность 11 января 1901 г. его избрали членом-соревнователем общества. В одном из протоколов отмечалось, что он, «всегда сочувствуя целям общества, сдал в его музеи свои еще гимназические коллекции». Избирался Гомзяков и членом Распорядительного комитета ОИАК, а в 1903 г. стал заведующим библиотекой. Одной из своих задач Гомзяков считал пополнение книжного фонда ОИАК, а также работу с теми, кто «забывал» вернуть книги.

Служба у Гомзякова протекала не всегда спокойно. В архиве сохранилась тоненькая папка, в которой в деталях описывался случаи, когда палатный ординатор Владивостокского морского госпиталя Гомзяков попал под суд. 27 октября 1908 г., обходя арестованных больных, П. И. Гомзяков каждый раз запирался начальником караула. «Зачем ты меня запираешь, — спросил его врач в первой палате, — разве я хулиган или арестованный?» Ответа он не получил. В другой палате процедура повторилось. «Болван, — сказал раздраженно Гомзяков, — почему вас не обучают, как обращаться с офицерами?» Начальник караула унтер-офицер Богданов ответил ему тоже на повышенных тонах. Разгорелся скандал, в результате которого П. И. Гомзякова отправили на 4 месяца на гауптвахту. В ней не было места для офицеров, и врача послали на транспорт «Тобол» с приставлением часового. Это было незаконно, и Главный военно-морской суд на основании закона отменил наказание. Командование не осталось безучастным и ходатайствовало о смягчении приговора. П. И. Гомзяков очень переживал. «Сознавая свою вину, — писал он, — осмеливаюсь объяснить свои проступок не злым умыслом или намерением оскорбить или унизить караульного начальника, а лишь невольной случайной вспышкой раздражения, вызванного, как и судом признано, повышенным тоном унтер-офицера Богданова». В ноябре 1909 г. Николай II подписал бумагу, что «наказание не является препятствием к награждению».