Сергей Глезеров - Исторические районы Петербурга от А до Я

Зато если уж гуляли за Невской заставой – так на славу, на широкую ногу, не зная практически никаких преград и стеснений. Настоящий карнавал наступал в здешних краях на масленицу. «Шлиссельбургский проспект от Невского завода до Мурзинки превращается в „заневское корсо“, – иронизировал современник, – беспорядочное движение, крик-гам, шальная гоньба лошадей, масса сквернословящих пьяных».

Обитатели Невской заставы жаловались на постоянный рост цен на жилье и на предметы первой необходимости, на ненасытные аппетиты лавочников и на непомерную дороговизну. И этот факт – вовсе не обличительные тирады из книг советского времени, посвященных невыносимой жизни пролетариата, а из достаточно непредвзятого источника – неоднократно уже упомянутой газеты «Петербургский листок». Вот что говорилось в ней, применительно к Невской заставе летом 1903 г: «Местные пауки-лавочники взбили на все необычайные цены… Вследствие чрезвычайно высоких цен на мясо и рыбу большинство рабочих, особенно фабричных, питаются впроголодь луком, накрошенным в квас, с прибавкой растертых двух-трех картофелин. Мелочные лавочники, расплодившиеся за последние годы в неимоверном количестве, вечно жалуются на упадок торговли, а между тем время от времени открывают в разных пунктах Невской заставы лавку за лавкой или строят доходные дома.

Товар у них в большинстве случаев берется в долг „на книжку“, то есть в кредит под письменную расписку, в которой говорится: „обязуюсь деньги платить всегда исправно, книжку же я должен иметь всегда у себя в сохранности, в случае же книжка будет мною утеряна, то я обязуюсь заплатить, сколько будет с меня потребовано, без всякого с моей стороны спора и прекословия…“

Помимо дороговизны и самое качество товара не всегда отличается свежестью. Иногда попадаются „деликатесы“, способные вызвать тошноту даже у человека с неразборчивым желудком… Здесь также прочно привилась система покупки вещей в рассрочку. Рабочий люд, прельщаемый возможностью приобрести якобы хорошую вещь в рассрочку, на самом деле покупает гниль-дрянь и, кроме того, втягивается в непосильные долги».

Любопытной стороной жизни Невской заставы являлись… пиратские набеги. «За Невской заставой издавна развит „пиратский“ промысел, – говорилось в августе 1904 г. в „Петербургском листке“. – Кражи с барок якорей и канатов – обычное явление… Глубокой ночью, в непроницаемую темень, когда утомленный тяжелой работой дозорщик мирно похрапывает на своем наблюдательном посту, пираты, обычно вдвоем, на легком челноке, беззвучно подгребая веслами, подплывают к барке. Пока один „сдерживается на веслах“, другой в этой время „тимонит“ якорь или „завоз“.

„Завозом“ называется смотанный в несколько рядов толстый якорный и причальный канат. Случается, что проснувшийся страж поднимает тревогу. Тогда пират с ловкостью обезьяны спрыгивает в челнок, и „товарищи“ в несколько взмахов весел мгновенно скрываются в темноте. Будучи пойманы, они отчаянно отбиваются, нередко пуская в ход ножи…»

У пиратов существовали свои покупатели награбленного, а вырученные от продажи ворованного имущества деньги делились по числу участников пиратской «коммуны», принимавшей участие в грабеже. Очевидцы констатировали, что в этой категории преступников почти не наблюдалось предательства, поскольку каждый пират был материально заинтересован в общем деле.

Боролась с пиратством речная полиция. Как правило, по ночам производились массовые облавы. Однако одолеть невских пиратов лихими полицейскими наскоками не удавалось. Более того, год от года их деятельность становилась все более дерзкой и наглой, а паника, которую они наводили на коммерсантов и торговцев, ширилась все больше и больше.

«В последнее время на Неве участились и приняли систематический характер грабежи и покражи с судов, сопровождающиеся нападением злоумышленников, вооруженных ножами, кинжалами и даже огнестрельным оружием, на судовых рабочих», – сообщал петербургскому губернатору летом 1913 г. начальник правления столичного округа путей сообщения.

«Деятельность речных пиратов на всем пространстве реки Невы далеко перешла за пределы терпимого, – вторил председатель столичной Лесной биржи. – Пираты в настоящее время не довольствуются уже кражами снастей, цепей, якорей, дров и леса с судов во время их буксировки или стоянки на Неве, но даже переходят к вооруженному грабежу, который в последнее время завершился гибелью рабочего, убитого пиратами за ослушание».

Прошли революции, сменились эпохи, а невское пиратство как явление продолжало свое существование. Замечательный ленинградский поэт и прозаик Вадим Шефнер в «Записках зубовладельца» вспоминал, как в начале 1930-х гг. ему однажды довелось лицом к лицу столкнуться с этими темными личностями.

«…Невские речные пираты в те времена еще существовали и гнездились главным образом на Охте и выше по правому берегу матушки-Невы, – рассказывал Вадим Шефнер. – Это были люмпены, которые имели лодки, большею частью краденые. На корабли они, конечно, не нападали, и черного флага с черепом и двумя костями у них не имелось. С этой мрачной эмблемой они были знакомы лично только по этикеткам на бутылках денатурата. Речные пираты промышляли тем, что продавали налево бревна, оторвавшиеся от сплавных плотов, брали то, что плохо лежит, с береговых пристаней и складов. Они же охотно перевозили пассажиров с одного берега на другой, заламывая за это пиратскую цену. Действовали они главным образом по ночам…»

Эта деревня расположена совсем рядом с северо-восточной границей Петербурга – близ того места, где Муринский ручей впадает в Охту. Основал деревню на землях своего муринского имения граф Роман Илларионович Воронцов. Став владельцем этих мест в 1749 г., он переселял сюда крепостных крестьян. На карте 1769 г. Новая Деревня уже обозначена. По данным 1786 г., в ней насчитывалось 11 дворов, в которых проживало 32 души мужского пола и 21 душа женского пола.

Исторической достопримечательностью деревни можно считать руины старинных оранжерей муринского имения, возведенных в конце XVIII в. Как отмечает исследователь Мурина и окрестностей Н.Я. Серебрякова, каменные оранжереи становились в ту пору не просто хозяйственным помещением, но и признаком богатства.

«Их демонстрировали гостям, устраивали в них приемы и прогулки с „приятными беседами“, – указывает Н.Я. Серебрякова. – Иногда прямо в оранжереях накрывали столы для парадных обедов… В приусадебных оранжереях выращивались к барскому столу теплолюбивые „плоды заморские“: в кадках персики, абрикосы, вишни, сливы и груши… Были и отдельные оранжереи – виноградные, вишневые, персиковые, померанцевые, ананасные».