Лайла Демэй - Есть, любить, наслаждаться. Еда. Путеводитель-травелог для женщин по ресторанам, кухням и рынкам мира

В соответствии с протоколом ждали, когда придут все приглашенные. Читали A very Blumfi eld Seder , версию Блумфильдов Хаггады, священных текстов, описывающих освобождение от египетского пленения.

Коул, двадцатидвухлетний сын Мерис и Кенни, воплотивший все самые характерные и достойные черты представителя еврейского племени, возглавил застолье. На долю Лили, самой юной из приглашенных, выпала честь тянуть жребий с указанием мест за столом для приглашенных. «Кому какое место выпадет, так и сядем, ведь мы же все свои», – произнесла Мерис.

Среди приглашенных были сестры хозяев, друзья по университету молодых Блумфильдов, старые как мир друзья их родителей, пришедшие по-соседски со своими детьми, родственники, приятели родственников и т. д. По всей видимости, семейство Блумфильдов – своего рода спа-салон для потерянных душ.

Коул начинает церемонию. Сидни, его сестра, также в расцвете красоты, прерывает его, смеясь: «Вы только подумайте, я работала спустя рукава в этом году и потеряла место!» Вместо введения Коул подготовил небольшую речь. Каждый зажег стоящую перед ним свечу, затем все приглашенные взялись за руки, символизируя объединение евреев. Коул обратился к гостям:

«Закройте глаза и возблагодарите Господа». Он говорил о позитивном и негативном, о жизни вообще и о будущем в частности, о том, как важно жить настоящим моментом, понимать, что у каждой проблемы всегда есть решение. Он немного склонялся к эзотерике, и все это напоминало занятия по йоге. Коул прочел несколько страниц из Торы. Каждый из гостей также должен был прочесть по одному параграфу.

Когда в Писании говорилось о чем-то серьезном, шутки были наготове. Робби, мой сосед слева, версия Тони Сопрано с пышной шевелюрой на голове, спросил меня, не еврейка ли я. Когда я ему ответила, что нет, он воодушевился и продолжил разговор: «А я наполовину итальянец, наполовину еврей, куда ни кинь, кругом мафия». В шестьдесят лет он решил круто изменить свою судьбу. Из портного он стал актером. «Аль Пачино попросил меня написать сценарий на основе событий моей жизни. Людям кажется, что в моей жизни было много интересного. Ты знаешь, я ведь начинал как портной во Франции, работал с Эштером и Куррежем [144]». На правах моего покровителя он мне объяснял традиции Седера, по мере того как праздник продолжался. Стакан с вином ставят поблизости от окна для пророка Ильи. Робби продолжает меня наставлять: «Ешь, а теперь обмакни петрушку в соленую воду, совсем несоленая? Ничего страшного!»

История исхода еврейского народа сопровождается песнопениями на иврите и арамейском языке. При каждом упоминании о фараоне Мерис укоризненно вздыхает, как будто речь идет о Берни Мэдоффе. [145]Сидни объясняет мне: «Раньше мы отмечали Седер у наших друзей, но они настолько буквально придерживались ритуалов – молитвы, омовения, вино, – что сил не хватало ждать, когда это все закончится и мы наконец сядем за стол. Теперь мы празднуем у нас. Мы – типичная нью-йоркская еврейская семья, своего рода хиппи с эзотерическим уклоном, и, хотя мы живем духовной жизнью, мы не ортодоксы». Когда подали гефилте фиш (фаршированного карпа), сидевшая напротив меня Сидни прошептала с гримасой отвращения на лице: «Не ешь эту мерзость». Не могу вам сказать, с чем у меня ассоциировалась тестообразная рыбная масса. Но моя подруга Маура, гораздо более аппетитная, чем гефилте фиш, настоятельно советовала мне попробовать это блюдо: «Ты увидишь, это вкусно!» Сдобрив кусок фаршированной рыбы хорошей ложкой хрена, чтобы замаскировать вкус, я проглотила его, отметив про себя, что это оказалось лучше, чем я думала. Скажем так: с этим надо вырасти, чтобы по достоинству оценить вкус.

Продолжение банкета оказалось более удобоваримым в том смысле, что более знакомым. Осветленный суп с шариками из мацы, пюре из сладкого картофеля, божественно приготовленный Робом брискет (говяжья грудинка), пирожные со взбитыми сливками…

В конце ужина маленькая Лили отправилась на поиски афикомана, небольшого кусочка мацы, спрятанного в самом начале Седера. За ее труды Робби дал ей 1 доллар. Едва дыша от сытости, мы распрощались, пообещав друг другу снова встретиться через год.

10 часов 20 минут утра. Около сотни детишек из киндергартена (эквивалент подготовительной группы детского сада), шаля и смеясь, идут в кафетерий. Их день начался приблизительно в половине девятого, то есть полтора часа назад, и уже наступило время завтрака. У большинства из них в руках небольшие емкости-термосы с домашней едой.

Другие же сразу встали в очередь, чтобы получить свою порцию, предоставляемую школой. Мы находимся в PS 16, государственной школе на Манхэттене, в которой учатся 860 учеников, которых надо ежедневно кормить, и поэтому столовая открывается так рано. Это фатальная неизбежность многих переполненных школ. У детей всего двадцать минут, включая очередь, чтобы «наскоро перекусить». Ряды пластиковых столов, голубые скамейки. Джой, одна из воспитательниц, проходит между рядами, следя за дисциплиной («Сюпейрн и Линетт, не шумите») и за тем, чтобы аллергики, не дай бог, не покусились на бутерброд с арахисовой пастой («Кора, не угощай ее своим бутербродом»).

Шум стоит невыносимый. Дети толкаются, в спешке заглатывая свою еду. С их появлением в столовой воцаряется беспорядок: кто-то никак не может открыть картонный стаканчик с молоком, другой случайно опрокидывает на пол тарелку с едой, третий ворует исподтишка бутерброд у соседа. Родители-волонтеры каждый день приходят помогать воспитателям и обслуживающему персоналу. И несмотря на помощь, все находятся в состоянии ожидания надвигающейся катастрофы.

Столовая оборудована в полуподвальном помещении и не приспособлена для обслуживания такого количества детей. Руководство школы до сих пор не пришло к единому мнению, нужно ли запрещать детям разговаривать во время еды.

Питаться в школьной столовой совсем не обязательно. Каждый может захватить с собой контейнер с завтраком из дома. В меню для малышей сандвичи с арахисовой пастой, фрукты, мини-морковки или последнее нововведение сыроделов – сырные палочки с моцареллой, которые по текстуре напоминают нечто из пластика, а по вкусу даже отдаленно не имеют ничего общего с моцареллой.

По питательной ценности подобные завтраки вполне приемлемы, но в том, что касается их вкусовых качеств, они вызывают множество нареканий. Семилетняя Эйден радостно улыбается, широко открыв рот и демонстрируя отсутствие передних зубов. Совершенно очевидно, что Маленькая мышка [146]неоднократно наносила ей визиты. «Мама мне дала сандвич с арахисовой пастой и конфитюром из винограда». Я у нее спрашиваю: «А что вчера у тебя было в контейнере для ланча?» Ребенок на меня посмотрел с таким удивлением, как будто у меня было шесть голов вместо одной: «Но я же тебе сказала: “сандвич с арахисовой пастой и виноградным конфитюром”». С обескураживающей наивностью Эйден мне рассказала, что каждый день она ест одно и то же, и вот уже на протяжении трех лет. Да, что и говорить, коней на переправе не меняют!