Алексей Петров - Роман с Польшей

«Первое, что бросится в глаза россиянина, будет вежливость. Такое ощущение, что многие окружающие расположены к вам и готовы отвлечься от своих дел, лишь бы оказать вам какую–то мелкую услугу. Ощущение, кстати, не такое уж глупое: поляки и впрямь легко оказывают любые услуги, с удовольствием помогают незнакомым людям — в том числе иностранцам. […] Оказывается, русский человек просто мгновенно привыкает к тому, что он не «мужик», не «чувак», и не «эй, ты!» — а некоторым образом пан. […] Полякам нравится нравиться. Им приятно быть приятными, и они любят быть любимыми» . Русский человек, когда попадает в Польшу, убеждается в правоте этих слов очень скоро.

В Варшаве я нашёл ответ на вопрос «зачем?». Мои долгие часы работы над польскими текстами, штудирование польского самоучителя и интерес к Польше сослужили мне добрую службу. Через два дня стало ясно, что я понимаю речь поляков и, более того, могу обращаться к ним с вопросами и поддерживать беседу (хотя до сих пор не считаю себя, конечно, специалистом в польском языке, потому что не изучал этот язык систематически). «Я словно польский пёс: понимаю, о чём мне говорят поляки, но в ответ едва ли могу связать хоть пару польских фраз», — шутил я, когда мы гуляли с женой по улицам Варшавы. В этих моих словах была определённая доля лукавства: в беседе с поляками мне уже удавалось отвечать им, хотя это получалось у меня односложно и примитивно.

Когда преодолён языковый барьер, турист получает самое главное: возможность путешествовать самостоятельно. Мне уже не нужны были гиды и переводчики, и я не поглядывал нервно на часы, боясь опоздать к автобусу и отстать от группы. Я мог сколько угодно долго оставаться, скажем, в понравившемся мне костёле или до самого закрытия бродить по полюбившемуся музею. Если мне не попадались на глаза путеводители на русском языке, я покупал их на польском, а вывески на магазинах, карты и таблички–указатели не вводили меня в состояние растерянности. Я бродил по Варшаве и переполнялся гордостью от того, что когда–то, в подростковом возрасте, не поленился взяться за изучение этого языка. Уже ради одного этого стоило поехать в Польшу.

Мои самостоятельные прогулки по Варшаве, а позже по Кракову, Гданьску, Сопоту и Мальборку дали мне то, что я вряд ли бы получил, если бы поехал в Польшу с туристической группой: я ходил туда, куда хотел, и видел то, что мне нужно было увидеть. В итоге мне открылась совершенно, как оказалось, неизвестная страна с её уникальной культурой и историей и с её удивительным народом. И самое главное: я открыл для себя… историю российскую! Подумать только: я совершенно ничего не знал о таких людях, как, например, Ян III Собеский, Владислав Реймонт, Юлиуш Словацкий, Иван Шуйский, Каролина Яниш — Павлова, Николай Голицын или Мешко Старый! Такие имена, как Стефан Баторий, Тадеуш Костюшко и даже Юзеф Пилсудский, звучали для меня лишь далёкими отголосками школьных уроков истории тридцатилетней давности, и я, конечно, совершенно не помнил, как эти исторические фигуры были связаны с Россией! После своих поездок я с жадностью обращался к учебникам, справочникам и энциклопедиям и с удивлением узнавал неизвестные мне прежде подробности: о том, например, как псковитяне не пустили в свой город войско Батория (художник Ян Матейко сильно покривил душой, когда создал полотно, на котором изобразил, как жители Пскова униженно кланяются перед этим королём); о том, как израненный и избитый Костюшко томился в Петропавловской крепости или, например, как большевики гнали армию Пилсудского до самой Варшавы, а потом, наделав много ошибок, вынуждены были уступить, сдать Киев, а вместе с ним и всю Западную Белоруссию и Западную Украину… Я прикасался к гробницам с прахом Сенкевича, Костюшки, Словацкого и Мицкевича, я стоял у плиты, за которой покоится сердце великого Шопена… Я вернулся домой практически с пустыми руками (в моём чемодане были только книги, путеводители и карты), но я чувствовал себя необычайно обогащённым новыми знаниями и новыми впечатлениями. Повторяю ещё раз: уже ради одного этого стоило съездить в Польшу.

Но самое главное, что я узнал и увидел — это польский народ. Не те поляки, всё больше политики, которых мы видим каждый день в различного рода «информационных программах» телевидения, а простые люди, с которыми я встречался на каждом шагу. Стало ясно, что в Польше совсем не нужно выдавать себя за украинца (мне, наполовину украинцу, это было бы несложно). Вскоре я с гордостью говорил: «Естэм з Росьи», — и поляки понимающе кивали головой, и, смею надеяться, я был им интересен. Когда сегодня я рассказываю об этом своим друзьям, они мне возражают:

— Но это были твои друзья или друзья твоих друзей, а это совсем другое дело.

И тогда я вспоминаю о том, как смотрительница Исторического музея в Варшаве, узнав, что мы из России, взяла мою жену за руку и повела в подсобные помещения, чтобы показать ящики (уже закрытые, к сожалению), в которых лежали экспонаты только что прошедшей выставки из Петербурга. Или как сухонькая старушка, с которой мы разговорились на Краковском предместье, узнав, что мы русские, рассказала нам о том, как её мужа гитлеровцы сожгли в Освенциме («Пан знает, что такое Освенцим?»), и о том, сколько ей приходится платить сегодня за газ и электричество.

— Ничего не имею против русских, — сказала она. А потом похвалила меня: — Пан хорошо говорит по–польски.

Я рассказываю о том, как варшавский бармен в уличном кафе в сквере Гувера, обратив внимание на наш акцент, дал нам сдачи больше, чем нужно и отказывался принимать деньги обратно. О том, как высокий седой старик, работник кафедрального костёла в краковском Вавеле, узнав, что мы приехали из России, подробно рассказал нам о маршруте по этому храму (от подземных захоронений польских королей до колокольни Сигизмунда), чтобы мы ничего не пропустили. О том, как в ресторане возле Королевского замка в Варшаве нас бросились обслуживать сразу два официанта. О том, как незнакомый мне польский парень Марцин Сидельник, узнав от своих друзей, что я написал книгу о Польше и мне не хватает некоторых фотографий, нарочно сделал несколько снимков Замковой площади и прислал их мне…

Были, конечно, и друзья Эдварда Куровского и его супруги Галины Янашек — Иваничковой, которая является всемирно известным учёным–славистом. Повидаться со мной пришёл бывший главный редактор журнала «Пшиязнь» Богдан Ростропович (дальний родственник выдающегося виолончелиста), и мы прекрасно провели время за тёплой интересной беседой. (К сожалению, пан Богдан недавно умер — почти в одно время со своим братом–музыкантом.) Пришёл познакомиться со мной известный прозаик и переводчик Анджей Чибор — Пиотровский. Мы не знали, что он придёт, поэтому ушли гулять в Варшаву. Писатель оставил мне две свои книги с автографами. На следующий день нас пригласил в гости посол Северной Кореи в Польше, внук Ким Ир Сена (но нас опять не оказалось дома). Нас радушно встречали в варшавском Центре славянской культуры, возглавляемом Яном Забродским. Там я познакомился с профессором–славистом Базылем Бялокозовичем. По моей просьбе, он рассказал мне о дружбе–соперничестве Пушкина и Мицкевича, и этот его рассказ превратился в увлекательную лекцию. Встречу с профессором Бялокозовичем я описал в своей книге «Полонез по–русски, или Заграница. pl.ru». Работая над книгой, я понял, что мне не хватает материала, и обратился за помощью к пану профессору. И вскоре он прислал мне подборку своих работ (книги и статьи), посвящённых польско–российскому вопросу, а ещё — трогательное письмо, которое я бережно храню.

Читать дальше