Алексей Петров - Роман с Польшей

Когда я работал над страницами, посвящёнными Армии Крайовой (как оказалось, для меня эта тема была совершенно незнакомой), профессор Янашек — Иваничкова (дочь погибшего во время Варшавского восстания героя Армия Крайовой) очень помогла мне, написала мне несколько писем и прислала обширный материал. Ещё в Варшаве я узнал, что она чрезвычайно занята, много работает, пишет книги, постоянно ездит по всему миру с лекциями и преподаёт студентам. Но, тем не менее, пани Галина очень заботилась о нас, когда мы гостили у неё в доме, а мне было неловко, и я говорил жене:

— Пойди помоги, а то неудобно: профессор двух университетов готовит нам завтраки и обеды.

Пани Галина отказывалась принять эту помощь, объясняя это тем, что мы гости. А Эдвард Куровский относился к нам, как к родным детям: очень беспокоился, когда мы отправлялись в Варшаву на прогулки (например, Первого мая, когда были возможны уличные столкновения «левицы» и «правицы» — представителей двух политических течений в Польше) и постоянно спрашивал, не нужны ли мне деньги на мелкие расходы.

В августе 2005 года я снова побывал в Польше. Ещё не забылось то время: в Варшаве были избиты четыре российских подростка, дети наши дипломатов, а потом в Москве стали избивать сотрудников посольства Польши. Польские и российские средства массовой информации подняли истошный вой по этому поводу, а мне опять вздумалось поехать в Речь Посполитую — на сей раз захотелось увидеть Гданьск и Мальборк (бывшую столицу Тевтонского ордена). И я убедился в том, что простые поляки с пониманием и с какой–то убийственной польской иронией относятся к этим событиям и не путают божий дар с яичницей. Мне опять не пришлось скрывать своё российское гражданство. Жители Гданьска и Варшавы знали: перед ними гость из Москвы, — и охотно переходили на русский. А в это время польские и российские политики требовали друг у друга объяснений и извинений, а в Интернете недалёкие граждане обеих стран устроили подлинную истерику и злорадствовали по поводу случившегося.

К своему ужасу мы узнали, что даже в августе в Польше бывает холодно, как поздней осенью, и только тогда заметили, что забыли тёплые куртки. Увидев, что мы с дочкой легко одеты, профессор Бялокозович, который специально пришёл в кафе, чтобы снова, спустя пять лет, встретиться со мной, предложил нам помощь («Отдадите, когда будет возможность»), даже не подозревая, наверно, что на моей кредитной карте было вполне достаточно денег, чтобы купить не только ветровки, но даже что–то потеплее. В Гданьске мне удалось, наконец, повидаться с Катариной Моквой, моей доброй приятельницей, с которой я познакомился с помощью Интернета. Катарина — талантливая молодая художница (рисует, главным образом, птиц, иллюстрирует научные и художественные книги), замечательная писательница–сказочница, поэтесса и биолог–орнитолог, доктор наук. Когда–то я перевёл на русский несколько её сказок и опубликовал в Интернете (к сожалению, «бумажные» издательства до сих пор отказываются принять эти мои переводы, великолепно проиллюстрированные автором). Увидев наши с дочкой ветровки, Кася Моква сказала, что этого мало, Балтику штормит уже несколько дней и мы замёрзнем. Когда мы вернулись после очередной прогулки по Гданьску, обнаружили в нашей комнате две куртки, а в придачу — такой пустяк, как… билеты на автобус (потому что в том месте, где мы жили, на острове Собешево, не было киосков, где бы продавались автобусные билеты). Всё это передала нам Катарина.

Однажды мы гуляли по крепости крестоносцев в Мальборке. Дочке захотелось залезть на высоченную башню Верхнего замка (этажей в пятнадцать, пожалуй). Подниматься туда нужно было, конечно, без лифта, пешком. Мне не хотелось тащиться наверх: из–за сырости очень уж разыгрался мой артрит, разболелось травмированное когда–то колено. Дочка пошла одна, а я в последнюю минуту подумал о том, что она выйдет совсем в другом месте замка и я не смогу её найти. Я закричал ей вдогонку: жди меня там–то. Потом подошёл к смотрительнице, пожилой полноватой тётушке, спросил у неё по–польски, куда выходят туристы после посещения этой башни. Она наверняка слышала, как я разговаривал с дочкой по–русски, и теперь засмеялась, взяла меня за руку и потащила к лестнице:

— Niech pan idzie.

(Идите, дескать, на башню, ради бога).

Я сказал, что у меня нет билета, но я сейчас возьму. Она ещё настойчивее потянула меня за рукав: не потшеба, идите так, без билета…

Мальборк. Башня Верхнего замка тевтонских рыцарей

Мальборк. Вид с башни на двор Среднего замка тевтонцев

А в это время политики обеих стран угрожали друг другу «адекватными» мерами и санкциями…

Конечно, впечатления, оставшиеся после этих поездок, требовали выхода на бумагу. Ещё в 2000 году я начал писать книгу о Польше, о приезде Эдварда Куровского в Россию и о своей поездке в Варшаву, об отношениях поляков и русских почти за пятьсот последних лет. В работе над этим документальным романом мне помогали польские и российские учёные, слависты, историки, краеведы. Материал постоянно требовал доработки и каких–то новых подробностей, и я обращался за поддержкой к полякам. И всегда получал то, чего хотел.

Этот документальный роман — моё Большое Приключение. Достаточно вспомнить лишь один эпизод. Когда я, ещё не закончив свою книгу, опубликовал в Интернете фрагменты, посвящённые Армии Крайовой, получил приглашение сниматься в кино! «Центр общественного телевидения — Северо — Запад» в это время работал над документальной лентой о ветеране Армии Крайовой Романе Баре, который за своё участие в этом воинском формировании отсидел два года в сталинских лагерях. И вот состоялась моя встреча с Романом Баром в центре Москвы у памятника маршалу Жукову, и этот эпизод был снят на плёнку. А потом мы сидели в здании «Мемориала», и Роман Бар показывал мне копии протоколов его допросов, записанные на польском и русском языках. А ещё он показал мне пожелтевший листок бумаги, уже не копию, а подлинник: записку, которую польский узник советского лагеря в Боровичах тайно передал на волю своим родным, чтобы те знали, что он жив.

— Вас арестовали русские? — спросил я Романа Бара.

— Нет! Поляки. И сдали в НКВД.

А потом он сказал:

— Недавно ваши власти обещали реабилитировать тех поляков, которые принимали участие в деятельности Армии Крайовой. Но кроме слов — ничего более… Я не был врагом своего народа! Но я не знаю, что мне сделать, чтоб снять с себя груз этого чудовищного обвинения. Я не понимаю, за что меня посадили на два года…