Н. Геташвили - Музей королевы Софии Мадрид

Дали пояснял: «Эта работа показалась мне наделенной ценностью предвидения, обещавшего наступление средневекового времени, черная тень которого накроет всю Европу. Зонтик Чемберлена является здесь символом дурного предчувствия, он похож на летучую мышь и всегда вызывал во мне чувство отвращения, как только я брался писать его».

Через год на персональной выставке в Нью-Йорке лишь две работы не были проданы, в их числе и «Загадка Гитлера», которую сам живописец называл ключом экспозиции. Следует пояснить, что телефон (здесь он нависает над любимым пляжем мастера Порт-Льигата под Кадакесом) в художественном мире Дали всегда означал ожидание тревожных вестей. Передаваемые по телефону новости могут быть столь же устрашающими, как те, которые заставили мир затаиться в тревоге после Мюнхенского соглашения. Шокируя своих зрителей и читателей живописец оповестил: «Сюрреализм отнюдь не мог мне помешать обращаться с Лениным как с образом, порожденным сновидением или бредом. Ленин и Гитлер, оба необычайно меня возбуждали, но Гитлер, безусловно, сильнее». Дали утверждал, что именно сны, виденные им в ту пору, стали вдохновляющей причиной создания полотна.

Эта картина соединила в себе главные пристрастия живописца послевоенного времени: его почтение к классике, возврат в лоно католицизма и искренний интерес к открытиям ядерной физики. Что именно подтолкнуло Дали к поискам религиозной истины, точно узнать не представляется возможным. Публично заявляя о желании наполнить творчество христианским содержанием, он называл себя католическим художником и признавался таковым церковной иерархией и испанскими властями.

Мадонна Рафаэля, на огромной скорости вознесшись над Кадакесской бухтой, предстает перед зрителем в виде корпускулов. По словам Дали, нет ничего веселее, чем столкновения и взрывы внутриатомной жизни, эти конфликты ядерной физики. Электроны, пи-мезоны, атомы… Все прыгает и скачет в сверхъестественном «эв-ритмическом» танце. При внимательном рассмотрении здесь можно увидеть и молекулу ДНК, модель которой была опубликована Джеймсом Уотсоном и Френсисом Криком в 1953. А среди молекул кружатся «рога носорога» — еще один фаллический «кирпичик» в здании далианской вселенной.

Испанский архитектор, придворный, военный Хуан Баутиста де Эррера, живший в XVI веке, был строителем ансамбля монастыря-дворца Филиппа II в Эскориале под Мадридом. В следующем столетии формы, характерные для его творчества, легли в основу национального зодчества строгого стиля — «эрререско» или «десорнаментадо» (то есть «безорнаментальный»). Эррера получил философское образование в Вальядолидском университете, обладал глубокими знаниями в точных науках, особенно в математике. Результатом его теоретических изысканий стал трактат «Размышление о кубической форме».

Дали утверждал, что дворец в Эскориале — плод художественного экстаза и образец классического совершенства, а его главный архитектор — прародитель кубизма. Более того, еще до создания этого полотна живописец, увлеченный до наваждения трактатом Эрреры, на пресс-конференции в Риме в июне 1954 долго и подробно говорил о метафизике кубической формы. В данной картине он предложил собственную магию куба, составленного из букв и несущего в себе, словно сердце, другой прозрачный куб меньшего размера. Помещенный в облачном пространстве над родным кадакесским морем, он лишен ребер, но зато измеряем гвоздями. Строительными ли? От распятия ли?

Эрмен Англада Камараса родился и учился в Барселоне, окончил Академию изящных искусств, писал пейзажи реалистического толка. В 1894 состоялась его персональная выставка, тем не менее первые успехи не обольстили молодого художника, и он отправился совершенствовать мастерство в Париж. Творец занимался и в академии Жюлиана, и в академии Коларосси. Сильное впечатление на него произвела живопись Дега и постимпрессионистов, последователем которых Камараса вскоре стал. Поездки в Испанию, пребывание в Валенсии ввели в его творчество фольклорные темы, прежде всего наделив картины подчеркнуто ярким декоративизмом.

В представленной поздней работе с изображением народного праздника видно блистательное подтверждение сказанному. Сияющие, яркие краски пронизанного светом пространства сами по себе рождают ощущение веселья. Такие пейзажи живописец создавал на протяжении всей жизни, однако в последнее десятилетие они были редки.

Общеевропейский успех позволил мастеру открыть собственную студию в Париже, в которой обучались художники из разных стран. Исследователи обнаруживают влияние автора на молодого Пикассо и Кандинского. Кроме экспрессионизма, впрочем, находят явные черты фовизма и модерна (автор сотрудничал с Венским сецессионом). Камараса восхищал Максима Горького и Всеволода Мейерхольда, последний применил в одной из своих постановок в 1912 вдохновение от живописных образов испанца.

В период Первой мировой войны творец поселился на острове Майорка в Пуэрто де Полленса, где организовал художественную школу. Он с успехом представлял свои картины в выставочных залах Америки и Европы.

Самым красивым пером на шляпе сюрреализма назвал каталонского художника Жоана Миро основатель течения Андре Бретон. Но, приступая к этой картине, живописец не помышлял о сюрреализме, он возник позже.

Мастер родился в Барселоне в семье ремесленника, с детства вопреки воле отца мечтал стать художником. Культурная жизнь родного города пробудила в нем интерес к современным открытиям в искусстве. И, как часто случается, в начале творческого пути, в поисках собственного художественного языка живописец колебался от вполне реалистической манеры до приемов постимпрессионизма и новейших течений. В 1918 состоялась первая персональная выставка двадцатипятилетнего художника, на которой среди шестидесяти четырех картин (кстати, не нашедших покупателя) он показал и пейзажи, выполненные в окрестностях Таррагоны и несущие в себе элементы фовистской яркости.