Андрей Балдин - Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю

7 декабря — Екатерина . В декабре 1714 года в память освобождения от турецкого плена Петр I учредил орден святой Екатерины. Освобождала царя супруга, Екатерина I; она продала все свои бриллианты и подкупила турецкого пашу, пленившего царя. Екатерина стала первым кавалером ордена. Говорят, украшение звезды оного ордена большим количеством бриллиантов косвенным образом напоминало о том, как был освобожден царь Петр.

9 декабря — Георгий . Кстати, это знаменитый Юрьев день , когда крепостным разрешены были переходы от одного помещика к другому. Орден святого Георгия был учрежден в этот день (26 ноября по старому стилю) 1769 года. Высшая воинская награда России (не путать с Георгиевским крестом). Полными кавалерами (четыре степени) ордена святого Георгия за все время награждений были всего двадцать пять человек.

11 декабр я — можно записать в этот же ряд: советский орден Суворова . Был учрежден в 1942 году (в том числе) в честь взятия Измаила, которое произошло 11 декабря 1790 года.

13 декабря — Андрей Первозванный . В этот день (30 ноября) 1698 года, Петр I составляет статут Андреевского ордена (и флага Военно-морского флота России). Статут ордена был уточнен в 1720 году; при этом он оставался не опубликован вплоть до 1814 года. Это была высшая государственная награда России.

Пять орденов! Пять звезд одной вереницей — советский орден Суворова также, довольно показательно (и, наверное, неслучайно), был оформлен в виде звезды с лучами.

Кажется, Гоголь сравнивал заслуженного генерала с рождественскою елкой: она вся была в огнях и звездах. Впрочем, декабрьскую елку ожидает звезда куда более важная.

Это награждение (по итогам года) выглядит по-своему закономерным. По крайней мере, оно приходится по сезону: звезды — награды — являются в самую темень.

Вот оно, Введение , 4 декабря.

Праздник Введения во храм Пресвятыя Богородицы . Или так (полным чином): Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии.

Эпизод Введения не упомянут в Евангелии. О нем повествует Святое предание, возведенное церковью в ряд канонических сочинений. Согласно ему, Мария в этот день впервые пришла в храм, где самостоятельно (ей было три года) преодолела лестницу высотой в пятнадцать ступеней и была встречена первосвященником, который благословил ее и препроводил в Святая Святых. Событие Введения означало по форме и по существу настоящее чудо, в первую очередь чудо прозрения.

В декабрьском сезоне пророчеств и наград прозрение Введения составляет центральный эпизод.

В нем слышится мотив архитектурный: в храм входит «иной храм» (Богородица), которому (которой) суждено в будущем пронести, провести в свет Богочеловека. В свою очередь, Христос также станет человеко-храмом: тут выстраивается чудная «матрешка» — одно сакральное помещение в другом, в нем еще одно и в самой середине, в глубине его — будущее. И все это сооружение движется в Святая Святых. Рисуется сложение пространств самое удивительное.

Темнота декабря видится в этом контексте предродовою.

Праздник считается особым в отношении к монашеству (сокровенность, таинственность сюжета, подчеркнутая чистота и неприкосновенность предмета праздника).

В этот день преподобный Серафим пришел в Саров.

В 1917 году в этот день состоялась интронизация патриарха Тихона (тут рисовалась впереди другая пьеса пространств, трагическая).

Главный храм Оптиной Пустыни — Введенский.

Праздник символизирует помимо прочего воцерковление творчества . Неясно, насколько уместно говорить об архитектурном творчестве материнства. Наверное, можно. Разумеется, это построения отвлеченные и много нужно трансляций, чтобы оправдать проектирование, имеющее в виду столь хрупкие объемы, однако сам принцип, подход представляется верным. В воображении становится виден чудный Божий сверток — человек в человеке, храм в храме, несущий в глубине своей свет несказанный и будущий.

Опять же, воцерковление творчества надобно Москве по сезону — она творит всю осень, учится творить, лепить время. В ноябре у нее выходили опыты самые рискованные.

Для Москвы, возможно, оттого, что сюжет так хорошо упрятан, Введение остается праздником, условно говоря, непопулярным.

Может быть, внешние атрибуты праздника (вход, вверх, трехлетнее дитя, пятнадцать ступеней) представлялись горожанам слишком обыкновенными. Внутреннее содержание оставалось, как правило, от них отстранено. Слишком отвлечен и абстрактен был предмет поднебесной геометрии. Что такое черчение нового храма по грядущему новочеловеку? Которого и нет, он закрыт, неразличим в будущем.

Сюжет сложен и лишен ярких примет. Первосвященник вводит ребенка в храм и затем, движимый не очевидным, но явственным знаком налетающего времени, направляется с ним в Святая Святых, куда, кроме него одного, и входить-то никто не может, да и сам он — раз в год по великому празднику. Осознать это в должной полноте было совершенно невозможно, и тем более невозможно было представить себе, как сей ребенок-перекресток (эпох) включает наш день — декабрьский, нынешний, сумеречный и промозглый.

К тому же большей частью название праздника воспринималось ошибочно: как Введение во храм, посвященный Богородице, — Казанской, Смоленской или Донской. То, что в «Богородицкий» храм входила сама же Пресвятая Богородица, никого особо не волновало. Одного ее присутствия в любой ипостаси было достаточно; присутствие духа тем обеспечивалось. Это отслоение внешней оболочки праздника от его сложной сути и попутная словесная путаница были по-своему характерны для Москвы, предпочитающей образы яркие, запоминаемые с первого раза.

На фоне Рождества и Пасхи, Троицы и Покрова Введение остается почти незаметно.

Приходских Введенских храмов в Москве почти не было.

Были храмы в монастырях, Николо-Введенском и Новинском, в двух Мариинских женских училищах, где полагались «по штату» (оба размещались в верхних этажах, с восточной стороны — и здесь словно прятался, уходил от улицы, замыкался в невидении таинственный предмет Введения).

Были церкви в подмосковных селах, Черкизове и Семеновском, — семеновская в 1728 году сгорела — селяне же, крестясь, рассудили, что «не сгорела, но вознеслась».

Туда же — в недоступность, в невидение.

Итак, монастыри, училища, отдаленные села, даже тюрьмы — все, что отнесено за безопасную преграду, замкнуто под замок.

В пределах Садового кольца Введенских храмов было всего два. Первый на Большой Лубянке, снесенный большевиками, второй в Подсосенском (Введенском) переулке, в Барашах.