Дмитрий Янчевецкий - У стен недвижного Китая

Когда минутами затихало, слышно было, как страдали раненые… Вздохи!.. Стоны!.. «Ох, Господи!» – доносилось из темных палат, едва освещенных керосиновыми лампами и фонарями… Было замечено, что китайцы, жившие вместе с нами на концессиях, стреляли в освещенные окна европейцев. Поэтому в госпитале было воспрещено держать ночью большой свет в палатах.

Было слышно, как в соседней палате стонал Попов и тяжело вздыхал французский унтер-офицер, бравый и красивый, с большой черной бородой, безнадежно раненный в живот.

В нашей комнате было тихо… Офицеры дремали. Неохота было говорить друг с другом. И о чем говорить? О том, что наше положение безвыходно? Что нас могут вырезать? Все мы это сознавали, мучились и молчали.

В моей просторной постели я ворочался с боку на бок, хотел, но не мог заснуть… Меня мучили и гранаты, и не прекращающаяся трескотня ружей… Я внимательно прислушивался, как пули падали к нам в сад и срывали ветки и листья с розовых акаций, бывших в полном цвету и так нежно благоухавших…

«Боже мой! Когда же наконец все это кончится!.. Какое мучение! Ведь китайцы могут так перестрелять всех наших стрелков!.. А что, если они в самом деле прорвутся через наши заставы?.. переколотят всех часовых… и ворвутся на концессии, в улицы, в дома, в госпиталь?.. Что же тогда с нами будет?.. Вырежут? поголовно? одного за другим? нет, будут резать десятками, кучами… Будут мучить, с остервенением, с наслаждением… Страшно подумать… Нет, этого быть не может!.. Но отчего же нет? Ведь другие же погибали такой страшной мучительной смертью! To же самое может и с нами случиться… Чем мы лучше других?.. Ужасно!»

Раздался шорох… шаги… Я вздрогнул… это была сестра Габриэла, с прозрачными глазами. Она шла с фонариком по коридору. Я ее окликнул шепотом:

– Ma soeur! Ma soeur Gabrielle! venez ici! Сестра! Сестра Габриэла! Придите сюда.

Сестра Габриэла неслышно вошла. Я едва мог разглядеть ее лицо под белым капором.

– Что вам угодно, monsieur?

– Скажите, пожалуйста, который час?

– Около 3 часов ночи.

– Как китайцы, сильно стреляют? Не правда ли?

– Как всегда.

– А вы разве не боитесь быть убитой китайцами, сестра? Разве вам не страшно?

– Нет! я всегда готова к смерти и рада встретиться с Богом.

– Но я хочу жить. Я вовсе не хочу умирать!

– Vous pouvez aimer la vie, mais il faut е́tre toujours prepare a la mort. Вы можете любить жизнь, но вы должны быть всегда готовы к смерти.

– А вы разве не хотите жить, сестра?

– Нет! умереть лучше. Я буду покоиться на небесах, на лоне у Бога. Там так хорошо, так сладко, так светло и безмятежно! Извините меня. Мне нужно идти. Вы слышите? – стучат – принесли раненых. Спокойной ночи! Спите спокойно! Bonne nuit, monsieur! Dormez bien, monsieur! Bonne nuit!

Сестра Габриэла с прозрачными глазами кивнула головой и также неслышно вышла.

В госпитальные ворота стучались. Это принесли новых раненых. Вероятно, с вокзала.

Мне вспомнились слова сестры Габриэлы: «Il faut е́tre toujours prepare a la mort…» Нужно быть всегда готовым к смерти. Какое спокойствие у такой молодой женщины! И какая вера! Не от мира сего. Ho я от мира сего! Я вовсе не хочу умирать! Я хочу жизни, Боже! Я хочу жить и наслаждаться Твоею жизнью и Твоим миром! Я еще так молод и так полон потребности жизни! счастливой кипучей жизни! Боже мой! да к чему же я создан Тобой как не для жизни и счастья? К чему же отнимать у меня жизнь на ее расцвете, не дав мне даже насладиться всеми ее радостями? Я столько готовился к жизни, учился, работал, чтобы пройти жизненный путь как можно осмысленнее и счастливее… Ведь это нелогично! А в жизни все должно быть разумно и последовательно.

Какой смысл в моей жизни, если она оборвана преждевременно и таким диким образом в этой западне? на чужбине, вдали от всех близких… И какой смысл в смерти, если она врывается в самый разгар жизни?.. Я так верил в китайцев и в их традиционную вековую дружбу с Россией… Приехал, наконец, в Китай, за 16 тысяч верст, и встретился с этими умными китайцами, которых так уважал за их Конфуция… Но, Боже мой, что же они теперь делают? Где же эта дружба, их мудрость и испытанное миролюбие? Это какая-то насмешка над историей… над здравым смыслом…

В узкий просвет окна я увидел близкое зарево, огонь и клубы дыма. Где-то рядом загорелся дом, зажженный китайским снарядом.

«Что же это? Скоро и наш госпиталь загорится? Тот дом наверно никто не тушит… Я здесь лежу, а ведь там, в окопах, наши офицеры и стрелки все бьются, бьются, из последних сил бьются и один за другим падают… Потом начнется несчастное отступление… Меня с другими ранеными взвалят на солдатскую двуколку… Потащат, в темноте, по оврагам… Нападут китайцы… Выстрелы… крики… стоны… Что же это? Варфоломеевская ночь начинается? Боже, да будет воля Твоя! Будь что будет! Постараюсь заснуть… Это самое лучшее… Надеюсь – я засну не в последний раз…»

Я закрыл глаза, завернулся в одеяло, как Цезарь в тогу, и, обессиленный и измученный, скоро заснул под трескотню китайских ружей.

В 3 1/2 часа утра китайцы всеми силами обрушились на овраг, в котором засели наши роты, охранявшие вокзал. Но наши выбивавшиеся из сил стрелки и офицеры решили не пропустить китайцев. Собрались с духом…

– Вон по гребню насыпи!.. Видишь?.. По постоянному прицелу!.. 400 шагов!.. Курок!. Пальба ротою!.. Пли!.. – кричали в утреннем полусумраке ротные командиры, промокшие от свежей росы, пота, обрызганные кровью, осыпанные песком, грязью, задымленные, волнуясь и не сводя глаз с длинной цепи китайских войск, которые все в большем числе высыпали из-за насыпи железной дороги.

Грянул залп! другой! третий!.. удачно!.. Роты, собравшиеся вокруг вокзала, дружно поддерживали друг друга. Китайцы не устояли и начали отступать.

Перестрелка стала ослабевать и к полудню совершенно стихла. Бой, по-видимому, кончился. Из наших окопов унесли 12 убитых стрелков и 28 раненых.

Но китайцы не успокоились и спустили по реке два брандера – две горящие барки, наполненные хворостом, чтобы сжечь наш мост. В то же время они открыли по мосту огонь шрапнелью.

Подполковник Илинский, подпоручик Виноградов с саперами и матросами бросились выручать мост. Развели мост. Перехватили горящие барки и пропустили плавучий огонь, а также китайские трупы, которые кучами сбились у моста и так заражали воздух, что по мосту было трудно проходить. Мост был спасен.

Китайцы все не отчаивались. Перед вокзалом неожиданно выросла новая китайская батарея, которая сейчас же открыла огонь. 5-я рота Черского и 7-я Полторацкого бросились недолго думая на батарею, выбили китайских артиллеристов и взяли одно орудие. Неугомонный и неустрашимый Полторацкий со своей ротой снова забрался в китайский город, снова был остановлен, возвращен обратно и снова получил отеческое увещание от командира полка не увлекаться.