Роберт Фалкон Скотт - Дневники полярного капитана

У северной стороны дома, о которую опирается конюшня, гравий медленно утоптался и осел, так что под дощатой стеной образовались широкие щели, через которые к нам из конюшни доносятся не очень приятные испарения. Мы стараемся заткнуть отверстия, но до сих пор без большого успеха.

Суббота, 26 августа.

Вчера было ясное небо при замирающем ветре, а сегодня почти совсем тихо. Полуденное солнце скрывает от нас длинная покатость Эребуса, которая бежит прямо к мысу Ройдса. Вчера в полдень ходил на Вал, но этим ничего не выиграл. Чтобы увидеть первый луч светила, следует выйти на ледяное поле. Лошади очень резвы, и их едва можно удержать во время прогулки; можно с уверенностью сказать, что они чуют возвращение дневного света. Вчера их выводили утром и днем. У Оутса и Антона лошади сорвались недалеко от конюшни и ускакали на лед. Прошел почти час, прежде чем их пригнали. Такие выходки – одна резвость. Порочного в них ничего нет.

Сияний за последнее время было сравнительно немного; но этой ночью в 3 часа опять было хорошее представление.

Сегодня, как раз перед вторым завтраком, солнцем позолотило ледяное поле, и мы с Понтингом пошли к айсбергам. Ближайший недавно перевернулся, и на него легко было взобраться. С вершины его нам ясно было видно солнце над неровным очертанием мыса Барни. Какое наслаждение – стоять тут снова залитыми ярким солнечным светом. Мы почувствовали себя совсем молодыми, пели, кричали «ура»; нам вспомнилось ясное, морозное утро в Англии; все так сверкало, и ощущение было тоже бодрое.

Ничего нельзя сказать нового про возвращение солнца после полярной ночи; между тем это такое важное и заметное событие, что обойти его молчанием никак нельзя. Оно изменяет взгляд на жизнь каждого отдельного человека; дурная погода уже не так страшна; если сегодня буря, завтра будет хорошо, и сегодняшняя проволочка вознаградится завтра.

После полудня я забрался на Вал, и в то время как я перелезал через его сопки, до меня доносились радостные крики и песни людей и ржание лошадей.

Мы теперь почти пришли к убеждению, что Вал есть просто морена, покоящаяся на ледяной подстилке.

Солнце несколько минут простояло над актинометром [65], но не произвело на него заметного впечатления. Когда мы тут стояли с судном «Дискавери», мы до сентября не получили никакого отпечатка. Удивительно, что при таком потоке света тепла так мало.

Воскресенье, 27 августа.

Облачное небо и холодный юго-восточный ветер. Обычный воскресный распорядок дня. Никто не проявляет особого рвения к работе.

Понедельник, 28 августа .

Вчера поздно вечером Понтинг и Гран обошли айсберги. Возвращаясь, они увидели собаку, бегущую к ним с севера. Она бросилась к ним и прыгала вокруг них, не помня себя от радости. Они узнали нашего долго пропадавшего Жулика. Гривка его была в запекшейся крови, и от него несло тюленьим жиром. Брюхо у него было полное, но по острому спинному хребту видно было, что эта сытость у него лишь временная.

Сегодня, при дневном свете, Жулик смотрится совсем молодцом и, очевидно, ужасно рад, что попал домой.

Мы решительно не можем себе объяснить, что с ним случилось. Ровно месяц, как он пропал; как же он все это время прожил? Дорого бы мы дали, чтобы послушать его, если бы он мог рассказать. Против предположения, что он самовольно отлучился, говорит все его прежнее поведение и радость, с которой он возвратился. Если он желал вернуться, он не мог заблудиться нигде поблизости, так как, по словам Мирза, лай наших собак в тихую погоду слышен на расстоянии добрых 7–8 миль; кроме того, везде есть следы и разные приметы, по которым и люди, и животные безошибочно могут находить дорогу. Могу объяснить это только тем, что Жулика унесла льдина, между тем открытой воды, насколько нам известно, никогда не было ближе 10 или 12 миль. Опять загадка!

В прошлую субботу пускали шар. Шнурок нашли оторванным на расстоянии мили от станции. Боуэрс и Симпсон исходили много миль в поисках инструмента, но так и не нашли. В объяснение выставляют такую теорию: если в воздушных течениях есть большая разница в силе, то шнурок недостаточно крепок, чтобы выдержать напряжение при переходе шара из одного течения в другое. Это изумительно и принуждает к применению новой системы. Думают теперь бросить шнурок и прикрепить инструмент к флагу с флагштоком в надежде, что последний при падении вонзится в землю.

Солнце светит в окно. Лучи его уже достигают противоположной стены.

Я как-то упоминал о любопытных конусах, составляющих видную черту нашего Вала: высотой от 8 до 20 футов, отчасти неправильные, но у многих из них очертания совершенно правильные. Сегодня Тэйлор и Гран взяли кирку и лом и принялись разрывать один из меньших конусов. Сняв слой свободно лежащего щебня, они наткнулись на камень, поперек поверхности которого тянулись две-три неправильные трещины. Льда ни следа.

Дмитрий и Клиссольд сегодня ходили на мыс Ройдса с двумя небольшими упряжками собак. Они там около дома нашли собачьи следы, но они сочли, что они не могут принадлежать Жулику. Дмитрий полагает, что он подвизался где-то далеко на западе. С мыса Ройдса всегда приносят массу иллюстрированных газет и журналов, привезенных, должно быть, «Нимродом» в его последнее посещение. Делается это якобы из желания доставить развлечение нашим русским товарищам, но на самом деле все находят их очень интересными.

Вторник, 29 августа.

Вчера на светочувствительной пластинке актинометра появился отпечаток после полутора часов светового воздействия; за субботу же остался еле видный след. Итак, солнце дает уже тепло, хотя и так мало, что установить это можно пока только с помощью прибора.

Вчера Мирз рассказывал нам про свои похождения в земле Лоло, дикой местности в Средней Азии, номинально принадлежащей Лхасе. Картин у него не было – ничего, кроме одной плохонькой карты, но, несмотря на это, он почти два часа продержал нас в напряженном состоянии одним своим чарующим рассказом. Скитальчество у него в крови; он только тогда и счастлив, когда странствует по диким местам земли. Я никогда не встречал такого до крайности доведенного типа. Он теперь уже мечтает в одиночку отправиться в старый дом; ему уже надоела та скудная мера цивилизации, какую мы могли водворить у себя!

Мирз от природы одарен наблюдательностью и невероятной памятью, благодаря чему он всевозможные факты и явления замечает и запоминает; но вследствие недостатка научной подготовки он склонен принимать на веру преувеличенный вид, в котором вещи с непривычки так часто представляются путешественникам. При всем том, доклад был увлекательно интересен. Мы сами все здесь более или менее искатели приключений, и ничто нас так не затрагивает, как всякие дикие переживания в диких странах; хорошо, что еще есть таковые на нашей сверх меры цивилизованной планете.