Афанасий Никитин - Хождение за три моря

По приводимому здесь автором вопросу видно, что (в Тане?) определение «cingan» (Ramusio, II, p. 95: zingani) было понятным и употребительным в смысле людей бродячих, не имеющих домов и хозяйства. Ясно также, что этим словом не называли (в Тане же) окружающих кочевников-степняков. Считается, что упоминание о цыганах в письменном источнике XV в. было одним из ранних упоминаний об этом племени (ср.: Thomas, p. 18).

Барбаро говорит о своем впечатлении от лагеря татарского войска: занятая им территория похожа на громадный город. То же впечатление было у Ибн-Батуты, побывавшего в Дешт-и-Кыпчаке на сто лет раньше Барбаро. Ибн-Батута пишет о приближающейся к месту привала орде: «мы увидели большой город, движущийся со своими жителями; в нем мечети и базары да дым от кухонь, взвивающийся по воздуху» (Тизенгаузен, I, стр. 289). Нельзя не отметить необыкновенно подробного и обстоятельного описания, которое сделал Барбаро по своим наблюдениям во время похода Узун Хасана с места его стоянки в степи в сторону города Шираза, захваченного его сыном в связи со слухами о смерти отца. Двигалось войско Узун Хасана, его ставка, его приближенные, члены его семейства, слуги и служанки; за ними следовало множество сопровождавших войско людей – мужчины, женщины, дети и грудные младенцы (et in cuna) – верхом на лошадях или в повозках; за войском шли различные ремесленники и купцы. Наконец тут же следовали массы животных; одни из них были вьючные, другие парадные (son menati per pompa) в дорогом убранстве. Гнали стада крупного и мелкого рогатого скота. Везли животных и птиц для охоты (леопардов, собак, соколов, коршунов и др.). Барбаро ездил по лагерю со своим прислужником и отсчитывал (при помощи бобов!) по полусотне и людей и животных. В своем рассказе он сообщил все цифры этого подсчета (Persia, p. 40 v – 43 r).

Ценное замечание Барбаро о том, что в татарских станах (и, конечно, в городах) всегда были купцы, сходившиеся в различные пункты Дешт-и-Кыпчака по разным путям (per diverse vie), отовсюду привозившие свои товары (robbe). Как известно, при татарах торговые пути по разным, установившимся веками направлениям, были более безопасны, чем при половцах, и караваны купцов, – всегда, впрочем, вооруженных, – проходила по ним чаще всего беспрепятственно.

Camaleone – вид сорной травы с колючими, цепкими плодами, вроде репейника. По-видимому, «uccellare a camaleoni» значит ловить мелких птиц при помощи этих цепких плодов, которые своими шипами прикрепляются к перьям и мешают птицам улететь. Барбаро замечает, что в Италии не знают такого способа ловли птиц.

Этим вопросом о бесчисленности (innumerabil multitudine) животных (лошадей, крупного и мелкого рогатого скота) в степи, во владении татар Большой Орды, Барбаро подготовляет итальянского читателя к представлению о немыслимых для Италии огромных стадах и табунах на просторах Дешт-и-Кыпчака. Арабский писатель Ибн-Арабшах, почти современник Барбаро, знавший как очевидец степи и города Золотой Орды, так определяет свое впечатление: «Это область исключительно татарская, переполненная разными животными и тюркскими (т. е. немонгольскими) племенами» (Тизенгаузен, I, стр. 459).

О массовой продаже лошадей из Татарии в Персию Барбаро писал и в «Путешествии в Персию» (Persia, p. 42 v), повторяя, что табуны (le mandre) лошадей, пригонявшихся из причерноморских и приволжских степей, достигали 4–5 тысяч голов. Эти лошади не отличаются красотой; они малорослы, стоят по 4–6 дукатов и употребляются для вьюков. О пригоне продажных лошадей говорится и в летописи: татары гнали свои многочисленные табуны не только на юг, но и на русский север. Летом 1474 г. вместе с послом хана Ахмеда Каракучуком в Москву пришли не только «пословы татары» (600 человек), но и «гости с коньми и со иным товаром». Гостей было «3 тысячи и двести, а коней продажных было с ними боле 40 тысяч, и иного товару много» (Моск. свод, стр. 302). В посольском караване, с которым Контарини пришел с Волги в Москву в 1476 г., тоже были лошади для продажи в России (Contar ini, p. 95 r). Ибн-Батута подтверждает, что у татар много лошадей и что они дешевы; их бывает в караванах по шести тысяч (Тизенгаузен, I, стр. 286–287).

Барбаро сообщает о весьма интересной черте экономической жизни Золотой Орды – о земледелии у татар. Это сообщение считается единственным, так как если и есть сведения о земледелии на территории Орды, то они относятся к исконному земледельческому населению края, такому, каким был Булгар или Крым. Недаром автор предпосылает своему рассказу о полеводстве у татар некоторое вступление, в котором предполагается удивление читателей: с одной стороны – откуда же хлеб у кочевников, с другой стороны – как же кочевники могут обрабатывать землю. Относительно первого ответ прост: часто, даже почти всегда, многие группы кочующих татар обходились без хлеба. Арабский писатель первой половины XIV в. ал-Омари пишет, что у татар «посевов мало и меньше всего пшеницы и ячменя… чаще всего встречаются у них посевы проса – им они питаются» (Тизенгаузен, I, стр. 230), но в другом месте заявляет, что во владениях татарских ханов жители кочуют и имеют скот, но «у них нет заботы о посевах» (там же, стр. 233). Контарини, наблюдавший быт в Большой Орде почти одновременно с Барбаро, хотя и более поверхностно, пишет без всяких оговорок, что пища татар состоит исключительно из мяса и молока, другого питания у них не бывает (ne niun altro alimento hanno); «они не знают, что такое хлеб, кроме немногих купцов, которые побывали в России» (Contarini, p. 93 r). А Барбаро рисует картину систематического сева в марте с выездом на определяемое ханом место; на эти поля отправляются с женами и детьми, гонят необходимых для работы животных, везут семена. После пахоты и сева все возвращаются в орду. Когда хлеб созреет, хан снова выводит своих земледельцев на поля для уборки; туда же съезжаются закупщики зерна (quelli che han semenato e quelli che voleno comprar li formenti, con carri, boi e camelli). Урожай бывает иногда настолько богат, что часть его оставляют в степи.

Раздоры между мелкими ханами случались постоянно. Здесь указывается, что предводители стремились защитить не столько свой юрт – территорию, на которой они кочевали, – сколько свой улус: подчиненных им людей, свою часть орды (parte del popolo).

См. примеч. 50.

См. примеч. 39.

Кичик-Мехмед получил власть в 1435 г. (см. хронологическую таблицу в книге Шпулера), но Барбаро наблюдал связанные с этим ханом события несколько позже, так как приехал в Тану в 1436 г.

Таким же способом переправился через Днепр Контарини со своими спутниками и ехавший с ним литовский посол в Орду. Из Киева они дошли до Черкасс (Cercas) и 15 мая 1474 г. переплыли Днепр (Danambre) на плотах (Contarini, p. 69 r—69 v); о переправах Контарини через Волгу см.: p. 95 v, 96 v – r.