Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири

25 мая караван в составе пяти человек (я, Цоктоев, старший сын Сплингерда, китаец из миссии в Ланьчжоу и китаец-проводник) выступил из Сучжоу на запад по большой дороге в Синьцзян. Пять дней мы шли еще по продолжению культурного пояса, протянувшегося вдоль северного подножия Наньшаня, но здесь гораздо более бедного водой и представляющего отдельные небольшие оазисы с маленькими селениями у источников и небольших горных речек, разделенные пустынными площадями. В первый день мы дошли до укрепления Цзяюйгуань, представляющего самые западные ворота в Великой стене и последний городок провинции Ганьсу и собственно Китая. Стена, ограничивающая с севера оазис Сучжоу, загибается резко на юг и южнее укрепления доходит до р. Дабэйхэ, большого потока, питаемого снегами Наньшаня. Выйдя из гор, эта река врезается каньоном глубиной 60–80 м в толщу галечников и песков, слагающих равнину горного подножия. Стоя на берегу этого глубокого каньона, можно понять, почему эта равнина к юго-западу от Сучжоу лишена растительности и населения и превратилась в пустыню: вода течет слишком глубоко, и нельзя не только вывести ее на равнину, но и добыть грунтовую воду близ поверхности земли; каньон слишком глубоко дренирует всю эту площадь.

На шестой день мы подошли к подножию хр. Рихтгофена, первой цепи Наньшаня, и по ущелью, сухому в это время года, начали подниматься на перевал. Эта цепь, которая тянется непрерывно от Желтой реки и еще на меридиане Сучжоу, представляет вечноснеговые вершины, здесь уже понизилась до 3000 м и распалась на скалистые группы пустынного характера; нет ни леса, ни проточной воды, ни населения, хотя мы видели несколько угольных копей и маленький горшечный завод, вероятно действующий только в те месяцы, когда нет полевых работ. За этой цепью мы вышли в широкую котловину, орошенную р. Сулэйхэ, которая несет воду ледников высшей части среднего Наньшаня, а входит в эту котловину и выходит из нее по непроходимым ущельям, промытым ею в горах. К удивлению, в этой пустынной котловине оказался небольшой оазис с пашнями и фанзами земледельцев, которые построили утлый мост через реку. Без этого моста через реку нельзя было бы перебраться: она мчится мутным бешеным потоком в 20–25 м ширины в каньоне глубиной 15 м, промытом в грубых галечниках ее собственных древних наносов. Оазис орошен ее левым притоком, р. Сихэ, вверх по которому мы направились дальше. Вторая цепь Наньшаня, хр. Толайшань, западнее ущелья р. Сулэйхэ кончается, превратившись в низкие горы.

Обогнув эти горы по р. Сихэ, мы очутились в широкой долине между второй и третьей цепями; последняя предстала перед нами покрытая сверху донизу свежим снегом, выпавшим ночью. Судя по ее высоте, она должна иметь вечноснеговые вершины, иначе было бы непонятно ее китайское название Дасюэшань, т. е. «большой снеговой хребет». Через эту цепь мы должны были перевалить, но только западнее, где она понижается, и потому шли три дня на юго-запад, приближаясь к ее подножию и вдоль него, оставляя вправо обширную степь, ограниченную на севере плоскими горами конца хр. Рихтгофена. На этой степи, хорошо орошенной речками из снеговых гор, не видно было признаков оседлости; о том, что степь прежде была населена, говорят развалины городка у подножия северных гор, через которые проходит дорога в г. Аньси. В этой стороне, далеко на горизонте, благодаря чистому воздуху после дождя, можно было различить высоты первых гор Бэйшаня, т. е. Хамийской пустыни.

Первый переход вглубь Дасюэшаня оказался неудачным: проводник забыл дорогу и повел нас не по тому ущелью, по которому идет путь к перевалу. На второй день мы попали в теснину, дно которой было завалено крупными глыбами и залито водой речки, доходившей до брюха лошади. Проход между глыбами был так узок, что верблюды с вьюками не могли пройти – пришлось их развьючивать и переносить вещи на руках. Немного далее видна была вторая, еще худшая теснина. Проводник сознался в своей ошибке, и мы повернули назад, потеряв два дня, но зато познакомившись на деле с непроходимостью цепей Наньшаня вне определенных путей.

Через день мы прошли через Дасюэшань далее к западу по вполне удобному перевалу, достигавшему почти 4000 м абсолютной высоты и позволившему оценить, что хребет в этой уже пониженной части достигает еще 4200–4300 м, а восточнее, в вечноснеговой, не ниже 5000 м.

После оазиса на р. Сулэйхэ мы уже не встречали людей, хотя долины и горы представляли немало привлекательного для кочевников. Зато в изобилии попадались следы и помет крупных диких животных: яков, куланов, аргали (горных баранов) и куку-яманов (горных козлов). В ущелье мы видели даже небольшой табун куланов, спустившийся к речке на водопой, но обратившийся в бегство при виде нас.

За хребтом Дасюэшань мы попали в долину р. Емахэ, т. е. «реки диких лошадей», как китайцы называют куланов. Действительно, за бродом через эту реку мы увидели большой табун этих животных, не менее сотни голов, и моя берданка, остававшаяся без дела несколько месяцев со времени охоты на антилоп на окраине Ордоса, помогла уложить одного кулана. Это было очень кстати, так как мы уже недели две не имели мясной пищи. Куланы были довольно пугливы и близко к себе не подпускали. Они быстро мчались по степи вокруг нас, описывая большой круг, и пришлось стрелять в бегущих на расстоянии около 500 шагов.

Кулан – красивое животное светло-бурой масти, ростом с небольшую лошадь; брюхо белое, а вдоль спины идет черная полоса; грива короткая, уши длиннее, чем у лошадей, но гораздо короче, чем у осла; хвост зато жиденький, почти как у осла; таким образом, это животное соединяет признаки осла и лошади и, в общем, всего более похоже на домашнего мула. Куланы великолепно бегают и не боятся высоких гор, хотя больше держатся в долинах. Их небольшие крутые копыта имеют снизу толстый ободок, напоминающий подкову, и не боятся ни гальки равнин, ни щебня осыпей. В Наньшане куланы живут большими табунами.

Сообщу кстати, что в этой же части Наньшаня, в северной цепи, мы видели представителей другого рода однокопытных – джигитаев, но только мельком, так как они быстро скрылись. Они серой масти, и уши у них длиннее, чем у куланов. Их можно считать дикими ослами, тогда как куланы ближе к лошадям.

На следующий день мы перевалили через хр. Емашань, четвертую цепь Наньшаня; горы эти довольно плоские, хотя перевал имел 4100 м. С них мы спустились в долину р. Шарагольджин, ограниченную с юга пятой цепью – хр. Гумбольдта, открытым и наименованным Пржевальским. Эта цепь с рядом снеговых вершин видна была уже издали, с перевала в Дасюэшане, так как плоский Емашань не закрывал ее.

В долине Шарагольджин нам нужно было найти монголов и взять нового проводника, так как ведший нас из Сучжоу дороги дальше не знал. Монголов мы нашли, но провести нас на р. Бухаин-Гол и к оз. Кукунор они отказались. Они уверяли, что вся долина р. Бухаин-Гол и берега Кукунора населены тангутами, которые нападают на всех проезжих и грабят их. Из описания четвертого путешествия Пржевальского я знал, что тангуты вытесняют монголов и становятся хозяевами на Кукуноре, но этот путешественник, три раза бывший на Кукуноре и в низовьях Бухаин-Гола, столкнулся с тангутами не здесь, а дальше, в Тибете. Приходилось думать, что тангуты, став хозяевами на Кукуноре, решили не пропускать никого в свои владения. Монголы предлагали провести нас к ставке князя Курлык-бейсе в Цайдаме, который мог уже дать проводника на Кукунор.