Болеслав Мрувчинский - Лазурный след. Путь ученого Яна Черского к разгадке тайн Сибири

Это был страшный и памятный для батальона день. Те, которые уже чему-то научились прежде, вынесли его легче. В то же время новые, повторяя многократно каждое упражнение, в течение целого дня утопали в снегу, падали от изнурения, даже истекали кровью, потому что бывали биты за каждую мелочь. И когда наконец пришёл вечер и надеялись они несколько отдохнуть, для всех были устроены ночные учения, и издевательство началось снова.

– Не выдержу, – застонал новый сосед Черского, когда после полуночи задержались они у кроватей.

– Или меня убьют, или я кого-нибудь убью.

Черский откинул одеяло и незаметно бросил взгляд в его направлении.

– Стисни зубы и выполняй, что прикажут, – ответил он шёпотом. – Это наша школа. Затвердеешь.

– Молчать! – крикнул дежурный унтер-офицер, который, по-видимому, что-то услышал. – Спать, если не хотите скакать до утра! Таким образом, наступили дни тяжёлые, полные кропотливой работы, проклятий и ругани, и одновременно увеличивался состав батальона. Прибыли татары, черкесы, латыши, эстонцы, ещё более появлялось россиян. Все они имели на себе какие-то приговоры, на каждом задержался когда-то неприязненно взгляд царского слуги. Это ведь был штрафной батальон. Следовательно, втаскивали в него тех, которые, принимая во внимание их молодой возраст, избежали тюрьмы за политические преступления, но здесь должны были ощутить мстительную руку тирана. И соответственно для этих нужд назначали командиров.

Мороз усиливался, зима уже набрала силу. Однажды утром приказали устроить учения с оружием внутри здания. Офицеры и унтер-офицеры казались сонными, по-видимому, весело провели ночь. Капитан Ланин, командир роты, где-то припоздал, следовательно, день не обещал быть грозным. Однако спустя час появился и он. Сразу было видно, что он тоже принимал участие в гулянке. Обратились на него заинтересованные взгляды. Это вызвало у него припадок ярости.

– Почему смеёшься? – взревел он, кидаясь к какому-то черкесу. – Отвечай!

Солдат напрягся, как струна, но не мог выдавить из себя слова. Офицер ударил его в лицо раз и другой, подскочил к следующему. Свалил и этого, из глаз метал он молнии. Шёл он как буря среди замерших в фехтовальной позе рекрутов, разбивал в кровь лица, сбивал их с ног. Черский наблюдал за ним со всё большим напряжением. Бушевало в нём всё при самой мысли, что с ним через мгновение произойдёт то же самое, и боялся, что не выдержит, что ответит тем же. Одновременно давал себе отчёт, что такое действие было равносильно смертному приговору.

Ланин был уже рядом. Сердце Черского застучало бурно. «Выдержи, это школа! – пробежали в его мыслях слова Токажевского, которыми он всё чаще утешал своих коллег. – Обязан выработать в себе больше спокойствия… Это школа!..»

Он энергично выпрямился. Увидел перед собой округлое, пьяное лицо, из расширенного яростью рта доносилось неприятное дыхание.

– Почему смеялся? – раздался тот же самый вопрос, который в этом зале повторялся уже многократно.

Черский не дрогнул. В налившихся кровью глазах командира неподвижно остановился его взгляд.

– Радовался, – доложил он в уставном порядке, – что Ваше Высочество 2 2 В царской армии солдат при обращении к начальству должен был использовать разные определения в зависимости от ранга. Так как не имеют они эквивалентов в польском языке, но также в переводе звучали бы они достаточно удивительно, автор применяет только эту форму, как наиболее понятную для польского читателя ( прим. автора ). хорошо провели эту ночь!

Пясть, собранная для удара, внезапно ослабела, пальцы опустились свободно. Черский взглянул настороженно, показалось ему, что там что-то надломилось в этих угрюмых глазах, что промелькнул в них какой-то неровный блеск. Быть может, захватило их врасплох спокойствие этого молоденького рекрута, который первым отважился на ответ, может, поразили слова, сказанные без тени страха, а может, пронеслись перед ними действительно какие-то хорошие воспоминания, потому что неожиданно они расширились, заморгали неуверенно, и наконец показалось в них что-то вроде улыбки.

Ланин выпрямился.

– Вот солдат! – сказал он с признанием. – Не проглотил языка. Значит, ты обрадовался, что мне было хорошо. А почему?

– Потому, что люблю смотреть на весёлых командиров, – выпалил Черский, не заикнувшись.

Ланин просиял. Пришёл в хорошее настроение.

– Вот это молодец! – воскликнул он. – Ты прав: у весёлого командира солдат чувствует себя хорошо. Нужно было именно так отвечать, – обратился он неожиданно ко всем, – ни один не получил бы по морде!

Офицер спросил – нельзя молчать. Говорить ясно и искренне. Радоваться вам разрешено всегда. А ты молодец, – повторил он, поглядывая на Черского с симпатией. – Кто ты такой?

– Ян Доминикович Черский, рекрут пятого батальона, на службе Его Императорского Величества, Ваше Высочество!

– Вот отлично доложил. Видно сразу, что будет из тебя солдат. Гм, Черский?.. Ты пан?

– Поляк, Выше Высочество!

На лице капитана появились признаки раздражения.

– Поляк, значит пан, это одно и то же , – проворчал он. – И твоё имя мне не нравится. Никакой ты не Ян, ты Иван, царский подданный. И не Доминикович, а Дементьевич, – его голос смягчился. – Так будет лучше и для тебя, и для нас. Это звучит лучше для российского человека. Ну, а если ты пан, – рассмеялся, – то покажи, чему научили тебя в этом вашем восстании!

Снова у него появилось хорошее настроение. Он отобрал карабин у одного из рекрутов, велел всем отойти в сторону и присел легко.

– Ну, пан Черский, – скомандовал он, – позиция! Хорошо, хорошо. Этому, наверное, научили тебя здесь, в Омске… А теперь проверим, как владеешь оружием. В школах вас полно, драться любите, но о штыке имеете понятия немного. А мы на школы не тратим времени и поэтому колотим вас. Ну, вперёд!..

Он прыгнул, ткнул, но не попал. Прыгнул снова, незаметно крутанул стволом, молниеносно передвинулся в сторону, развернулся и рубанул сверху, но также безрезультатно. Несомненно, что он был отличным фехтовальщиком, это было видно по каждому его движению. В то же время и Черский успел многому научиться, судя по тому, как он до сих пор избегал ударов. Впрочем, начинала его охватывать амбиция. Будь что будет, с ним сражался его командир, для него это был своего рода экзамен. Поэтому он вкладывал всю душу в эту борьбу. Держал взглядом глаза противника, как на привязи, вертелся, как в кипятке, отскакивал, как искра. И наконец пришёл к выводу, что должен ударить.

Может быть, Ланин немного устал, потому что действовал оружием всё небрежней, может, недооценил этого рекрута, а может, не пришёл ещё в равновесие после ночной гулянки, однако неожиданно он получил удар в грудь и, прежде чем успел отскочить, получил второй. Черский набрал спокойствия. Валил теперь вперёд и набирал всё большей стремительности.