Эпсли Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

Январь – март 1911 года

Скотт

Уилсон

Лейтенант Эванс

Боуэрс

Отс

Мирз

Аткинсон

Черри-Гаррард

Гран

Кэохэйн

Крин

Форд

Дмитрий

24 января 1911 года эти тринадцать человек стартовали с мыса Эванс. Читатель с богатым воображением, возможно, полагает, что они были эдакими силачами, неделями или даже месяцами готовились к предстоящим трудностям, спали не менее девяти часов в сутки, регулярно питались и ежедневно тренировались под наблюдением ученых.

Увы, подобные представления очень далеки от действительности. В течение многих недель мы, не в силах раздеться, только в полночь валились на койку и были счастливы, если удавалось проспать до 5 часов утра. Ели мы когда придется, работали же сверх всяких сил. Стоило кому-нибудь присесть на ящик с багажом, как он немедленно засыпал.

Мы и лагерь покинули в спешке, граничащей с паникой. К югу от нас, где можно было пройти на Барьер, таяние, ветры и течения ослабили лед, он бы не выдержал веса пони. Впереди и справа и вовсе простиралась чистая вода. Оставалось одно: вести лошадей через лавы на отроге Эребуса в юго-восточном направлении, а затем по крутому галечному склону спуститься на уцелевший припай. Кстати, на следующий день после того, как мы пересекли этот участок, припай исчез.

В последние два дня дел было по горло: поспешно укладывали провиант, нагружали сани, писали письма, отбирали и пригоняли по себе одежду. Скотт с помощью Боуэрса составлял списки всего необходимого для следующего года пребывания в Антарктике: их следовало передать на корабль, а оттуда – поставщикам. Отс развешивал корм для пони на время похода, сортировал упряжь и вообще командовал весьма беспокойными лошадьми. Много споров вызывало сопоставление ценности пары носков и эквивалентного ей по весу количества табака, ибо помимо носильных вещей, что были на теле, каждому разрешалось иметь не более 5 килограммов личного багажа. В него входили:

ночные сапоги

ночные носки

запасная пара дневных носков

рубашка

трубка и табак

блокнот для ведения дневника и карандаш

запасной вязаный шлем

запасные шерстяные варежки

шкатулка с пуговицами, иголками, штопальными иглами, бумажными и шерстяными нитками

запасная пара финнеско [56] Финнеско – мягкая меховая обувь, утеплялась специальной сухой травой – сеннеграссом, – которая, кроме того, хорошо впитывает пот. В те времена широко использовалась в полярных экспедициях.

большие английские булавки, заменявшие прищепки для сушки носков

по желанию, маленькая книга

Из всех воспоминаний, связанных с днем отъезда, глубже всего в память врезался образ Боуэрса, запыхавшегося, разгоряченного, сильно страдающего от боли в колене, – он ударился им о скалу, когда его потащил за собой его крупный жеребец по кличке Дядя Билл, в тот момент неуправляемый. Боуэрс остался в лагере, чтобы дать последние указания о хранении ящиков с багажом и провизией, а когда пустился нам вдогонку, фактически заблудился в незнакомый еще тогда местности. Всю свою одежду он надел на себя, чтобы не перегружать пони. Ногу он расшиб так сильно, что несколько дней ходил ко мне на перевязку, не желая обращаться к врачам: а вдруг они запретят ему участвовать в походе. Трое суток он глаз не смыкал.

В эту первую ночь (24 января) мы поставили лагерь – получился он неприглядным – недалеко от мыса Хат. Начало санного перехода не обошлось без происшествий. Стартовав с одними пони, мы добрались до Ледникового языка, около которого открытая вода подпирала уцелевший лед, а «Терра-Нова» вышла из залива, перегнала нас и бросила якорь у конца Ледникового языка. Он был испещрен многочисленными, хотя и мелкими, трещинами и ямами, переправлять через них пони было трудно, но все же мы благополучно перетащили их и провели к судну, с которого в это время сгружали собак, сани и упряжь. Затем мы перекусили на борту. К югу от языка морской лед разрывала большая полынья; пришлось несколько часов на руках тянуть сани в тыльной части языка, пока не был найден выход на твердый лед. Потом последовали мы с пони. «Если лошадь провалится в такую яму, я сяду и разревусь», – сообщил Отс. Не прошло и трех минут, как мой пони увяз в каше из снежуры и обломков льда – только голова и передние ноги еще торчали наружу, – под которой скрывалась трещина в морском льду, явно готовая в любую минуту расшириться. Мы обвязали пони веревками и вытащили его. Бедняга Гатс! Ему на роду было написано утонуть. Но через час он, по-видимому, забыл о всех злоключениях и с обычным усердием тащил свой первый груз к мысу Хат.

На следующий день мы перевозили грузы с судна в лагерь, который уже имел более аккуратный вид. Кое-что из припасов следовало доставить на край Барьера, а пока мы перебрасывали их челночным способом: перевезя часть груза, возвращались за новой порцией.

Двадцать шестого мы отправились на корабль за последней поклажей и, стоя на морском льду, попрощались со своими товарищами, вместе с которыми столько пережили: с Кемпбеллом и пятерыми его спутниками, которым впоследствии выпали невероятные лишения, с жизнерадостным Пеннеллом и всей судовой командой.

Прежде чем расстаться, Скотт поблагодарил Пеннелла и его людей « за их замечательную работу. Они работали, не щадя своих сил, ни на одном корабле никогда не было лучшей команды… Немного грустно прощаться со всеми этими славными людьми, а также с Кемпбеллом и его партией. Я от всего сердца надеюсь, что они преуспеют во всех своих смелых начинаниях, ибо их самоотверженность и высокий дух заслуживают награды. Да благословит их Бог ».

Четверым из участников похода по устройству складов было суждено больше никогда не увидеть этих людей, а Пеннелл, капитан 3-го ранга на «Куин Мэри», [57] Линейный крейсер «Куин Мэри» из состава эскадры контр-адмирала Битти взорвался в артиллерийском бою в Ютландском сражении с немецким флотом 31 мая 1916 года, причем среди нескольких спасшихся не оказалось ни одного офицера. погиб в Ютландском бою.