Алан Гринспен - Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы

С годами плачевные результаты лишили жесткое централизованное планирование очарования, и все страны Европы перешли на рыночный капитализм, правда, не одновременно и в разной степени. Сторонники рынка, несмотря на отрицательные моменты созидательного разрушения, все же убедили население в преимуществах капитализма и приобрели поддержку избирателей. Из-за глубоких культурных различий, однако, в каждой стране рыночная экономика приобрела свою форму.

Великобритания свернула с социалистического пути в какой-то мере из-за периодических валютных кризисов, которые заставляли отступать в направлении более конкурентоспособных рынков. В сторону капитализма Великобританию развернула Маргарет Тэтчер. Я познакомился с нею в 1975 году в британском посольстве в Вашингтоне вскоре после того, как она стала лидером консервативной партии. Это было удивительное знакомство. За ужином мы оказались рядом, и я приготовился было к скучному вечеру в компании политика. «Скажите мне, председатель Гринспен, — вдруг произнесла она, — почему бы нам, в Великобритании, не перейти на расчет агрегата М3?» Я проснулся. Агрегат М3 — тот самый загадочный индикатор денежной массы, которым оперировали последователи Милтона Фридмана. Весь вечер мы потратили на обсуждение различных аспектов рыночной экономики и проблем, стоящих перед экономикой Великобритании. Я повторил то же самое, что сказал президенту Форду в апреле того года: «Британская экономика, на мой взгляд, подошла к тому рубежу, за которым придется увеличивать объем налоговых стимулов только для того, чтобы не сдавать позиции. Это очень опасная ситуация».

Мое первоначальное позитивное впечатление от знакомства с Тэтчер укрепилось, когда она стала премьер-министром. Заняв этот пост в 1979 году. Тэтчер столкнулась с противодействием склеротичной британской экономической системы. Решающим сражением стала забастовка шахтеров в марте 1984 года после закрытия ряда принадлежавших государству убыточных шахт. Забастовка, организованная профсоюзом горняков в 1973 году, оказалась эффективным средством в борьбе за отставку правительства Эдварда Хита. Однако в случае Тэтчер стратегия накопления крупных запасов угля перед объявлением о закрытии шахт и отсутствие перебоев в снабжении ослабила позицию профсоюза. Через год воинствующие шахтеры сдались и вернулись к работе.

Приверженность Тэтчер идее рыночного капитализма получила сдержанную поддержку британского электората. Ее переизбирали в 1983 и 1987 годах. среди премьер-министров, возглавлявших кабинет после 1 827 года, она имеет самый длительный непрерывный срок пребывания в должности. К ее отставке привело не отсутствие поддержки со стороны избирателей, а недовольство внутри консервативной партии. Тэтчер пришлось уйти в конце 1990 года. У нее осталась горькая обида на тех, кто отстранил ее от власти. Обида чувствовалась даже в сентябре 1992 года, когда, вскоре после унизительного вынужденного отказа Великобритании от участия в механизме регулирования валютных курсов Европейского союза, я был приглашен на ужин с четой Тэтчер. Денис Тэтчер, полный надежд на восстановление, рассказал, как после финансовой катастрофы один таксист заметил: «Надеюсь через месячишко опять увидеть вас на Даунинг-стрит, 10». Этого, увы, не случилось.

Два года спустя, когда у власти находилась консервативная партия во главе с премьер-министром Джоном Мейджором, в результате безвременной кончины Джона Смита лидерами лейбористской партии стали его заместители Гордон Браун и Тони Блэр. Осенью 1 994 года Браун и Блэр посетили мой офис в ФРС. Во время обмена приветствиями Браун показался мне старшим по положению. Блэр стоял сзади, пока Браун рассказывал о «новых» лейбористах. Социалистические идеи послевоенных лидеров типа Майкла Фута и Артура Скаргилла, непримиримых руководителей профсоюза горняков, ушли в небытие. Браун поддерживал глобализацию и свободные рынки и, похоже, не был заинтересован в отказе от того, чего добилась Тэтчер. Сам факт появления его и Блэра на пороге известного защитника капитализма в моем лице подкреплял впечатление.

Возглавляя правительство с 1997 года. Тони Блэр и Гордон Браун, лидеры помолодевшей и ставшей более центристской лейбористской партии, приняли те глубокие и важные структурные изменения, которые Тэтчер осуществила на британском товарном и финансовом рынках. Брауна, проработавшего на посту министра финансов рекордный по продолжительности срок, радовало радикальное повышение гибкости британской экономики. {Он поддерживал меня в моих попытках показать нашим коллегам из стран «Большой семерки» важность гибкости для обеспечения экономической стабильности.) Если социализм и остался в Великобритании XXI века, то в значительно урезанной форме. Идеи фабианского социализма все еще находят отражение в системе социальных гарантий, однако, на мой взгляд, в выхолощенном виде. Британский успех в продвижении к свободному рынку, начатом Тэтчер и подхваченном «новыми лейбористами», вселяет надежду на продолжение реформ.

Постепенное превращение окостеневшей экономики послевоенного периода в одну из самых открытых экономик мира отражается в изменении умонастроения Гордона Брауна, который в 2007 году такописал эволюцию своих взглядов в присланном мне электронном письме: «В экономику меня привели идеи социальной справедливости, привитые мне отцом. Подобно ранним фабианцам, я видел неспособность экономики обеспечить справедливость. Ответ виделся в кейнсианстве — в предъявлении требований, как минимум требования создать рабочие места. В 1980-е годы стало понятно, что для создания рабочих мест необходима более гибкая экономика. По моему разумению, всеобъемлющая глобализация требовала сочетания стабильности, свободной торговли, открытых рынков и гибкости с вложением средств в подготовку людей к работе е новых условиях, главным образом путем создания соответствующей системы образования. Надеюсь, мы, в Великобритании, сделали все для подготовки к вступлению в эпоху глобальной экономики, подкрепив наше стремление к стабильности политикой свободной торговли (а не протекционизма), предельно открытой конкуренции, обеспечения гибкости рынков и постоянного наращивания вложений в людей через систему образования и другие каналы».

Размах экономической деятельности, необходимой для восстановления разрушенной экономической инфраструктуры Германии и наверстывания технологического отставания, возникшего во время войны, обусловил рост ВВП страны. Германское «экономическое чудо» превратило федеративную республику в ведущую экономическую державу мира всего за четыре десятилетия. Среднегодовой темп роста экономики Западной Германии в период с 1 950 по 1 973 год достиг 6%. Средний уровень безработицы держался на минимальном уровне на протяжении 1960-х годов — немыслимый во времена предвоенной депрессии результат. Когда в конце 1 950-х годов я начал заниматься прогнозированием развития американской экономики в целом, Европа воспринималась как группа рынков, на которые мы поставляли продукцию и финансовые ресурсы, а не как страны, с которыми мы конкурируем. Всего несколько десятилетий спустя Европа превратилась в очень серьезного конкурента.