Д. Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

зачерпнул небольшую порцию с клубничкой внутри и поместил на самую серединку булочки. Вышло

так точно, как будто сработала машина. Кабал повторил действие с ножом и положил его,

чистенький, на блюдечко. Он поднёс булочку к губам:

— Видимо, от старых привычек трудно избавится, — и осторожно надкусил.

Барроу проявил упорство.

— Вы очень серьёзный человек, мистер Кабал. Склонным к легкомыслию вы не кажетесь.

Играй я в игру, в которой угадывают профессию человека по внешности, и за тысячу лет не

додумался бы назвать вас владельцем ярмарки. Даже за десять тысяч.

— Тогда вам не стоит играть в неё на деньги. Но ради интереса...

— Вы доктор, — отрезал Барроу, предвидя вопрос.

— Стало быть, я произвёл на вас впечатление непревзойдённым врачебным тактом?

— Патологоанатом, если быть точным.

Кабал серьёзно на него посмотрел.

— По-вашему, я мог бы работать с мертвецами?

Барроу подлил себе чая.

— Не так уж сложно такое представить. Взгляните на себя. Расхаживаете с видом, будто вот-

вот покончите с собой, весь в чёрном, и, откровенно говоря, обаяния вам не достаёт. Даже директора

похоронных бюро должны уметь общаться с людьми. — Барроу улыбнулся. Кабал нет. — Самое

смешное, что по моему опыту, патологоанатомы зачастую приятные, весёлые люди. У них мерзкая

работа, но это всего лишь работа. Они забывают о ней, когда вечером идут домой. Другое дело вы. Я

не думаю, что вы оставляете свои дела на работе.

— Да, — сказал Кабал. — Я всегда беру работу на дом. Под кроватью у меня несколько

клоунов, а в платяном шкафу человек, который отрыжкой может воспроизвести гимны двенадцати

стран.

— Мы возвращаемся к главному вопросу: это и есть ваша работа?

— Конечно. Вместе с братом я управляю ярмаркой. Вы не могли её не заметить. Такая большая

штука неподалёку от железнодорожной станции.

Он допил свой чай и, с неприятным звоном, чашка опустилась на блюдце.

— Собственно, там мне и следует сейчас быть. Спасибо за чай, мистер Барроу. Было очень

приятно. Вы обязаны в ответ посетить ярмарку. Когда она не закрыта, для разнообразия. — Он достал

карточку из воздуха ("Выучи пару магических трюков, — сказал ему Хорст. — Людям такое

нравится") и дал её Барроу. — Пригласительный билет, любезность от владельцев.

Барроу кивнул и взял билет. Прочитав те несколько слов, что были на нём написаны, он

спросил:

— Можно мне ещё один? Моей дочери, Леони, нравятся ярмарки.

Кабал достал ещё два билета.

— Сами приходите, других приводите, — сказал он, не меняя интонации. — И жену вашу не

забудьте.

Барроу взял из руки Кабала один билет и убрал его вместе с первым.

— Я вдовец, мистер Кабал.

Кабал положил лишний билет в карман. Билет должен был исчезнуть, но у него было так мало

практики в этом фокусе, что для неопытного глаза всё выглядело так, будто он кладёт билет в карман.

— Мне жаль, — сказал он и, вроде бы, сказал искренне.

— Спасибо, — сказал Барроу.

Кабал некоторое время наполнял чашки, по-видимому, забыв о своём намерении уйти. И снова

он не спросил Барроу, как тот любит пить чай. Взяв щипчиками ломтики лимона с блюдца, он тихо

спросил:

— Скучаете по ней?

На Барроу он прие этом не смотрел.

— Каждый день, — ответил Барроу, подвигая к себе чашку. — Каждый день. Жизнь бывает

жестокой.

— Не жизнь забрала её у вас, — сказал Кабал, глядя прямо на него.

В его взгляде была ровная напряжённость, как у человека, который собрался с духом, чтобы

войти в комнату, где его ждёт нечто ужасное.

— Что тогда, судьба?

— Смерть. Смерть — вот ваш враг. Мой враг. Жизнь бывает жестокой, это правда. Смерть же

жестока всегда.

— Смерть приносит облегчение, — сказал Барроу.

Слушая Кабала, он испытывал ощущение, схожее с тем, что возникает, когда пытаешься

открыть китайскую шкатулку с секретом. И поломать голову над ней интересно, и что лежит внутри

узнать любопытно.

— Облегчение? — ядовито переспросил Кабал. — Да будь оно проклято, это облегчение.

Отговорка врачей на случай неудачи. "Зато теперь они обрели покой", "Они отправились в лучший

мир" — всё это ложь. Знаете, что нас там ждёт?

— Узнаю уже скоро, — сказал Барроу. — Но пока могу, буду наслаждаться жизнью.

Кабал наклонился вперёд.

— А я знаю уже сейчас, — сказал он, осторожность исчезла. — Одним местом управляет

скучающий, обиженный садист. В другом... Знаете, что такое духовное преображение? Это когда у

вас отбирают всё, чем вы когда-либо были, и обращают в столб света, на который и не взглянешь —

слишком яркий.

Он бессознательно теребил лежащие в нагрудном кармане очки.

— Самая что ни на есть однородная масса. Можете себе представить? Вот оно какое Небесное

Воинство: бесчисленные столбы света. Что там, что в Аду — души везде горят огнём. Ваша личность

исчезнет навеки. Говорят, души бессмертны. Ещё чего! Они погибли навсегда. Их принесли в жертву

идеальному порядку. — Он обвёл взглядом заведение, его отвращение было чуть ли не осязаемым. —

Привели как ягнят на заклание.

Барроу поставил чашку.

— Почему вы так сильно ненавидите смерть?

Кабал вроде хотел что-то сказать, но не стал.

— Я не питаю ненависти к смерти. Это же не человек. Зловещего скелета с косой не

существует. Я по возможности избегаю ненавидеть то, что абстрактно, это пустая трата сил.

— Минуту назад казалось иначе. Вы говорили как человек, которые убил бы смерть, если бы

мог.

Кабал взглянул на карманные часы.

— Терпеть не могу пустые траты. Вот и всё.

— Нет, не всё, — сказал Барроу и сразу понял, что переступил черту.

Кабал встал и разгладил пальто.

— Хорошего дня, мистер Барроу, — холодным официальным тоном произнёс он. — Приятно

было поболтать, но у меня остались дела на ярмарке. Так что прошу меня простить.

Он развернулся и ушёл.

Барроу покачал головой. У него возникло сильнейшее чувство, что Кабалу действительно было

нужно чьё-то прощение, но явно не его. В своё время Барроу встречал всяких людей, но никто и

близко не был похож на Йоханнеса Кабала, и он начинал думать, что до сих пор судьба была добра к

нему. Он бросил деньги на стол и вышел вслед за Кабалом.

На улице он увидел как Кабал решительно шагает в сторону станции. Он обдумывал, не

последовать ли ему за ним, но его прервал крик: "Папа!". Он повернулся и увидел свою дочь, Леони

— она выходила из магазина скобяных товаров. Ему не составило труда догадаться, что она покупала

петли к сараю, на которые он вчера жаловался со словами "Когда-нибудь надо будет заняться". Для

Леони "когда-нибудь" обычно наступает на следующий день, за исключением случаев, когда это