Валерий Исаев - На краю

— Слыхал, чи не? — заводит Жахтан, то и дело отмахиваясь от налипающих на лицо комаров, — свадебка вот-вот…

— Твоя, что ли? — из-под руки, утирая пот со лба, намереваясь тронуть косу бруском, спрашивал Денис с лукавинкой, притаившейся в прищурах хитроватых глаз.

— Да какая там… — отвечал простоватый Жахтан, — сказал тоже. Не-е, не моя, Софьюшки нашей, дочери дорогого Дмитрия Ивановича, князя Московского.

— Вот те раз… И за кого же? — перекрикивая звон косы под бруском, интересовался Денис. — Вот те новость — не знал, не знал…

— А скажу, не поверишь своим ушам-то, раскрывай их пошире, чтоб после не переспрашивал уже.

Брусок останавливается в руке, коса замирает. Становится слышен комариный надсадный стон, развешенный в воздухе.

— Так с Федором, стало быть, с Олега Ивановича Рязанского сынком…

— Как так? — перебивает Денис, не дает договорить. Пришлепывает по тягучей вязкой воде поближе к Жахтану, бьет себя по щеке, выругивается — комар сечет нещадно.

— Да ты что, в своем ли уме? — спрашивает, и вселившаяся минуту еще тому назад в его взор лукавинка, хитринка будто выскользнула из глаз.

— Предупреждал я тя, чтоб не переспрашивал, да слушал хорошень, — смакует слова довольный Жахтан, отмахиваясь руками от назойливых комаров, прижав к себе стоячую косу.

— Да как же это так… Да рази ж…

— А вот все так-то вот поначалу, а потом, когда разберутся, разложут все по кусочечкам, другой получается разговор…

— Да ты что мелешь-то, порода твоя невдалая, али забыл, как тогда-то в походе ночью обходили рязанцев поганых… Как кляли их вместе с их дружком Ягайлою… Выдернуло, что ли, у тебя из памяти это все или как?

— Ишь ты, ишь ты расходился — ты лучше комара с носу сгони — отъест, трудно дыхать будет без носу-то…

Денис хлестнул себя по лицу с остервенением — проняли его комары, слушать не дают эдакую весть. Да и правда ли то все — поди брехня.

— Ну, ну, — стал напротив, дожидается.

— А чего сказать — тут думать надо. Глядеть на все эти шесть годков, как на листочки опавшие — каждую жилочку на них, как гадалка на ладонях разобрать — какая куда да зачем…

— Ну что мелешь языком, что несешь… Знаешь чего — так скажи, а не тяни кота за хвост.

— Экий прыткий, все тебе вынь да положь. Ну сам смекай… К примеру сказать, хорошо помнишь, как шли на Лопасню, как переправлялись через Оку…

— Ну, помню, — замирает Денис, будто и в самом деле перебирает в памяти и поход тот, и переправу.

— Ну а теперь пораскинь мозгами.

— Ну?

— Почему это, спрашивается, от Ягайлы, который шел по правую от нас руку, мы вона как боронились: и дозоры выставляли, и лазутчиков посылали по ночной темени, и чего ничего…

— Ну?

— Вот тебе и ну. А припомни, что левый наш край, Олегов, — кто его остерегался — кто на ту сторону чего выставлял?

— И то верно, — тянет Денис, — скажи на милость, а ведь и правда… У, чертяка окаянный — куснул как…

— Так. Теперь смотрим дальше — другую жилочку, на другом листочке…

— Ну ворожи, ворожи, да только поскорее.

— Чай не забыл приказ-наказ самого князя: «Чтоб не обижать никого из рязанцев!» Помнишь чи не?

— Да ить как же не помнить.

— Вот то-то и оно.

— Ух ты-ы-ы… — Удивление растягивает лицо Дениса, усыпанное насевшими враз комарами. — Сам, что ли, надумал или кто подсказал, а?

— Не то главное. Слухай дальше.

— Так, так.

— А возьми сразу же после Куликова поля…

— Да, да.

— Что он — Олега ругал или хвалил?

— Не припомню чтой-то.

— А я вот знаю — что ни так, ни так. А потом враз шлеп, да и договор с ним ровнехонько через год, стало быть, от лета Рождества Христова эта будет…

— Да ладно тебе, какая разница… Пропадем мы тут с тобой, давай шибче рассказывай, засечет комар.

— А по тому договору, если у тебя голова на плечах есть, сообразить должен, что оказался тот самый Олег ни больше ни меньше как рядышком с самим Владимиром Андреевичем Серпуховским.

— Ох ты-ы…

— Вот тебе и «ох ты». Мало того, назвал князь Олега младшим своим братом — ну как самого Владимира Андреевича — значит, приравнял их местами, хотя навроде как один-то герой, а второй-то в аккурат — наоборот.

— Ну, Жахтан, ну — голова… Ну, точно кто-то наставил тебя, не сам же ж ты до такого вот дошел…

— Да какая те разница, сам — не сам. Не хошь — так и не буду. — Он обижается, плюет на широкие изработанные ладони, собирается продолжить прерванное разговором дело.

— Да ты что? — набрасывается на него Денис. — Ты что? То ж я так, ради… Не придуряйся, давай дальше…

— Ну ладно, бог с тобой, — постоял, подумал: говорить или не говорить дальше. Говорить. — Так ты ж гляди лучше — и что же Владимир Андреевич! Что он, осерчал, что ли, на князево то решение, обиделся? Или как?

— Да?

— А ничуть. Принял. Протянул руку Олегу как брату.

— Господи, царица небесная! — перекрестился Денис, шлепнул себя еще раз по лбу.

— А что это значит, как ты думаешь?

— Ой, не знаю — откуда ж мне…

— А то, что и он, значится, Владимир-то Андреевич, тоже знал все про Олеговы дела во вражеском стане, о дружбе той его с Мамаем поганым. Знал да помалкивал, пущай народ одно думает, а он другое. Тайное.

— Скажи на милость.

— Вот так-то вот, брат, а ты все одно твердишь все годы — предатель, предатель. Вот оно чем обернулось. Оказался — такой же герой, как и Владимир Андреевич наш. Скажи ты, рисковый какой! Вдруг бы чего — голова долой в одночасье.

— Да, тут уж чего говорить. Ну и теперь эта свадьба.

— Да! Свадьба — вот тебе уж куда больше. А ить все верно, уж и денек выбран, уж все промеж ними обговорено, благословение родительское получено — стало быть, и напрямки породниться пожелали.

— Дай-то им бог…

— Дай…

Замолчали мужики. Снова подмял под себя человеческие голоса комариный гуд. Да только недолго прожил — снова вгрызлись косы в ситник: «д-з-з-е-еннь», «дж-и-ик». Заохали, оседая, вымахавшие на прибрежных обильных земляных соках упругие стебли нетронутого, не примятого никем, подкошенного под основание острыми косами ситника.

…Чего взялись выкашивать урему, зачем полезли в низину, в комариное царство, что, других мест, что ли, нету, вокруг слободы вона их сколь, чистин с шелковыми отавами да с порепавшимися на солнцепеках горячими ягодами — чего их сюда занесло? «Да видать, так-то вот нужно им было!» — прикинул на всякий случай, примерился Вербин Бездельник.

Но Вербин Мудрый со Старой площади и не подозревал, что память мучила и другого Вербина Метущегося Ученого — из лаборатории.

…Стоило Вербину Ученому Метущемуся положить голову на подушку, как перед его глазами возникали отвратительные картины, до того казавшиеся ему реальными, что и во сне становилось не по себе. Он, вскрикивая, просыпался, усаживался на край кровати и, обхватив голову, долго так сидел, дожидаясь, когда отпустят его видения и можно будет, наконец, уснуть.