Валентина Алексеева - Бег с барьерами

— Получают, да не по тем страховкам. Эта ж от несчастного случая. Читай-ка лучше, — Люська сунула коротким пальцем в бумагу.

«...если в результате... ампутирована конечность (или часть ее), удален глаз... а также...»

Дурнота подступила к горлу. Даля Андреевна безуспешно пыталась постичь смысл этой бумаги и уже обреченно знала, что Люська окажется права, потому что Люська всегда права, а ей, Дале Андреевне, всегда не везет.

— Я с этим делом вообще-то не сталкивалась, — авторитетно вступило в разговор фабричное начальство, — но, пожалуй, Людмила Васильевна права. Ведь Тоня умерла в результате болезни, а это не квалифицируется как несчастный случай.

— Даш, ты слышишь, что я тебе скажу. Даш! — тормошила Варвара остолбеневшую Далю Андреевну. — Не слушай ты никого, ты меня послушай. Я тебе тетя родная. Мы же с тобой одне на всем свете осталисси. Поезжай ты к себе. Город там у тебя большой, люди все умны, не то что здеся. Там тебе все и разобъяснят. И деньги заплатят. Пусть только попробуют не заплатить! Мы им тогда!

— Что?! — очнулась Даля Андреевна. — Выпроводить меня хочешь? А это видела?! — она сунула в сморщенное ненавистное лицо тетки фигу с острым наманикюренным ногтем. Публика дружно ахнула и отшатнулась.

— Хватит! Я и так долго молчала. Либеральничала. Себе, значит, все захапали, а мне эту бумажку подсунули? Ну, спасибо!

— Вона ты куда гнешь? — зашипела Варвара. — А ты за ей горшки носила?! А ты с ней ночи не спала? Вон ты у Надьки спроси, как все это было. Она даже уколы делать научилась.

— Бабушка, не надо! Тетя Даша! Я и так вам все отдам, — металась между ними Надя. — Бедная, бедная тетя Тоня!

Публика поинтеллигентней стала подаваться в сторону прихожей.

— А вы мне написали про это? Только телеграмму послали на похороны. Даже с сестрой не дали проститься!

— Как же, приехала б ты! Дождесси. Еще мать твоя жива была, ты и то носа не казала. Поросенка, бывало, зарежет — поперла на горбу доченьке. Телку продаст — деньги тож ей. Все ей. А она картошку выкопать не приедет. Сенокос, сама пора — она Алтуя сваво матери шваркнет: «Мама, у меня путевка». И покатила на моря-окияны.

От такой наглости Даля Андреевна только хватала ртом воздух, не находясь, что ответить.

— Ишь, раздобрела-то как в своем городе! — пихнула Варвара племянницу в грудь.

— Не смей! — взвизгнула Даля Андреевна. — Не смей меня трогать своими грязными лапами!

— Грязными, говоришь? Конечно, дикалонами не брызгамся, кудри не завивам.

Даля Андреевна не могла припомнить потом, как получилось, что они вцепились друг другу в волосы. Траурные платки сползли и упали на пол. Жидкая Варварина косица размоталась и крысиным хвостом билась из стороны в сторону. Что-то зазвенело, видимо, посуда на столе. Мелькали, не вызывая в тот момент эмоций, и намертво впечатывались в память, чтобы терзать душу потом, то подбоченившаяся на полкомнаты Люська Кротова, с интересом, как судья на ринге, следящая за поединком, то Надя с перекошенным от ужаса лицом, то дружный бабий вскрик и чьи-то слова: «Ах-ти, тошно, голова приставная отлетела!» По-видимому, в тот момент с головы Дали Андреевны упал шиньон (она обнаружила его утром истоптанным и истерзанным под диваном). Но в ту минуту, минуту боя, все это не имело значения, все загораживало красное ненавистное лицо тетки. И его надо было раздавить! Растерзать! Уничтожить!

Потом ее куда-то усадили. Дали воды. И она, клацая зубами и рискуя откусить край стакана, стала, обливаясь, пить. Все плыло перед глазами: поредевшая толпа гостей, длинный неряшливый стол, раздрызганный холодец в тарелках и Санька, бывший Антонинин кавалер, задремавший на диване.

Разбитая, с чугунной головой, Даля Андреевна очнулась утром на раскладушке одна в Антонининой квартире. Все прибрано, полы намыты. Было начало десятого. Даля Андреевна опоздала на утренний автобус. Да и какой уж тут автобус! Стараясь не думать о вчерашнем, она умылась. Нужно срочно на месте навести официальные справки насчет страховки. Возможно, что-то удастся сделать. Эх, знать бы все заранее, прихватить бы сюда кое-что из своего НЗ: флакончик «Может быть» (духи дешевенькие, но популярные), баночку женьшеневого крема. Наверняка в инспекции госстраха работают только женщины. Кроме того, надо было зайти к адвокату и, возможно, тут же на месте подать заявление на раздел наследства. Война так война. В пять часов вечера уходил последний автобус.

Она с трудом отыскала инспекцию госстраха, размещавшуюся вместе с прочими мелкими организациями в обшарпанном двухэтажном домишке. Здесь же, по счастью, была и юридическая консультация.

В инспекции дежурила девица, пожалуй, слишком уж молодая и яркая. Такая разве поймет чужое горе? Но, поборов неприязнь, Даля Андреевна любезно обратилась к ней с располагающей улыбкой, ввела в курс, предусмотрительно умолчав о сомнениях относительно своего дела. Быть может, девица по молодости и глупости не вникнет в суть дела да и выплатит прямо сейчас ей деньги.

Кинув взгляд на страховое свидетельство и даже не читая муторных примечаний, смысл которых безуспешно пыталась постичь вчера Даля Андреевна, девица принялась расспрашивать, при каких обстоятельствах произошла смерть страхователя. Выслушав путаные, прерываемые всхлипами объяснения, она, наконец, сказала.

— Мне очень жаль, но, как я поняла, смерть вашей родственницы произошла от болезни. Страховка же ваша от несчастного случая. Вот если бы смерть произошла в результате отравления, утопления, поражения электротоком, тогда бы вам выплатили назначенную сумму.

— Как?! Что вы такое говорите? Тут и без того горе. Какой электроток?! — Даля Андреевна затряслась в рыданиях. Она плакала искренне, не притворяясь перед этой черствой девицей. Она плакала от жалости к себе, вспомнив сразу страшный вчерашний вечер. Она плакала о своей такой нескладной, неудачной жизни, словно это не Антонину, а ее зарыли вчера на заснеженном кладбище.

— Ой, что вы? Зачем вы? — суетилась девчонка. Лицо ее, готовое заплакать, сморщилось и подурнело от жалости. — Вы тут посидите. Я — сейчас.

Она выскочила из кабинета и вскоре появилась в сопровождении какой-то женщины. Сквозь слезы Даля Андреевна видела только расплывчатый силуэт в зеленой кофте.

— Дашенька! — всплеснула руками женщина. Это была Таська, бывшая соседка, с которой бок о бок провели детство. В сознании Дали Андреевны блеснул на миг берег реки, брызганье и девчоночий визг.

— Дашенька, ну что ты? Разве можно так убиваться? Все там будем. Жалко, конечно, — такая молодая.

Запахло валерьянкой. Даля Андреевна, вздрагивая на уютном мягком Таськином плече, потихоньку успокаивалась.

— На кладбище-то я вчера была. Тебя видела, да не подошла. Не до меня тебе, конечно, было. Такое горе. А на поминки никак не смогла, — словно оправдывалась Таська, — у меня ведь внучок растет. Полтора года уже. Оставить не с кем.