Тахир МАЛИК - Послы Млечного Пути

В мраморном вестибюле института было прохладно. Шум уличного движения едва проникал сюда и не мешал дремать вахтеру. Давран дотронулся до его плеча. Старик встрепенулся, открыл глаза и удивленно воскликнул:

— Давран Махмудович! Сколько лет, сколько зим! Видно, все время пропадаете в экспедициях — вон как загорели.

— Да, Ахмад Гафурович, копаемся, как кроты… Что новенького здесь?

— Пусто. Полевой сезон — почти все в отъезде. Вот только завтра соберутся на ученый совет. Вы, никак, тоже с этой целью прибыли?

— Когда собираются?

— В двенадцать, как обычно.

— Товарищ Хасанов!

Он поднял голову и на самом верху марша парадной мраморной лестницы увидел дядю Нияза. Тот широко улыбался и как-то заговорщически махал ему рукой.

— А ну поднимайтесь, дорогой, сюда. По вас все так соскучились.

Давран взбежал по ступенькам.

— Пойдемте потолкуем ко мне в кабинет, — сказал Мансуров, мягко взяв аспиранта за локоть.

Когда они уселись в кожаные кресла возле шахматного столика, заместитель директора заговорил, все так же улыбаясь:

— Милый Давран, позвольте мне, как старшему, называть вас по имени. Вы, конечно, знаете, что я очень уважал покойного коллегу Бекмирзаева. Это был человек редкостно одаренный. И я был просто счастлив, что дело моего друга хотите продолжить вы, талантливый молодой ученый. Однако…

Давран внутренне напрягся. „Вот оно, из-за чего меня вызвали…“

— Вы прекрасно знаете, что работа института подчинена определенному плану. В соответствии с ним выделяются и средства, и, хотя работы в Язъяване не планировались на ближайшие годы, я поддержал Асада Бек-мирзаевича, уговорил товарищей, от которых зависела судьба экспедиции. Но теперь мне самому приходится поднимать вопрос о временном прекращении раскопок. Повторяю — временном…

— Но позвольте, уважаемый Эмин Мансурович… — попытался прервать его Давран.

— Не позволю, дорогой Давран. Выслушайте сначала меня. Завтра речь пойдет о нуждах экспедиции в Пскенте. Работы там ведутся большие, с размахом. Результаты, правда, еще не очень значительные. Но все зависит от энергии руководителя. Вот этим-то качеством прежний начальник партии и не отличался. — Мансуров сделал многозначительную паузу и торжественно продолжал: — Я намерен предложить на его место вас, дорогой Давран…

„Неужели он думает, что я так глуп и меня легко соблазнить должностью начальника крупной экспедиции? Дело нечисто. Он явно хотел бы убрать меня из Язъявана, а через некоторое время возобновить там работы под началом своего человека. Он наверняка понимает: раскопки, начатые Асадом Бекмирзаевичем, перспективны — и хочет, чтобы лавры достались ему. Старый лис хорошо знает, что у Бекмирзаева был настоящий нюх археолога: где бы он ни начинал копать, попадались крупные находки. Теперь он решил перехватить славу открытия покойного…“

— Но ведь в Язъяване обнаружены интересные вещи. Например, кисть руки, принадлежавшая какому-то изваянию…

— Это ничего не значит. Давайте лучше думать о том, чтобы как следует провести раскопки в Пскенте.

— Нет, я буду просить завтра о выделении средств для продолжения работ в Язъяване, — твердо сказал Давран.

— Что ж, вольному воля, — сухо заметил Мансуров и поднялся с кресла, давая этим понять, что разговор окончен.

„Посмотрим, как ты запоешь, когда я выложу главный свой козырь“, — усмехнулся аспирант, покидая кабинет.

После того как было доказано, что на далекой планете существует жизнь, Высшее собрание несколько раз обсуждало доклады ученых, предлагавших возобновить программу исследования Эрл, которая оказалась похороненной после неудачного полета первой экспедиции.

К удивлению Нига, — а он был уверен, что предложения специалистов одобрят при первом же голосовании, — в высшем законодательном органе Унета нашлось очень много убежденных противников „космической авантюры“— так они называли идею переселения на другие планеты. Их не интересовали никакие выкладки Фида и его сотрудников. „Цикл развития нашей цивилизации завершен, и искусственные попытки продлить ее жизнь в иных мирах продлят только агонию культуры, давно изжившей себя“, — говорили члены Высшего собрания, исповедовавшие философию Великого Заката. Когда собрание все-таки проголосовало за продолжение космических изысканий, Ниг и его друзья чувствовали себя измученными — за эти дни пришлось немало понервничать, каждый выступал по нескольку раз. Однако теперь им было не до отдыха. Уже назавтра после решающего заседания Фид и Ниг отправились на предприятия, изготовлявшие прежде агрегаты космических кораблей и необходимую аппаратуру.

Результаты первой инспекционной поездки оказались плачевными. Оборудование и станки, необходимые для создания звездолетов, в большинстве либо безнадежно устарели, либо были демонтированы. Кадры, нужные для успеха программы, распыленные по самым различным производствам, также не совсем отвечали уровню требований Комитета по колонизации (так именовали новое научное объединение). Правда, техническая документация и архивы, относящиеся к подготовке первой экспедиции, были в целости и сохранности, — теперь все это свезли в обшарпанный двадцатиэтажный офис, доставшийся Комитету в наследство от упраздненной Лиги Чадолюбия. Много лет здание простояло необитаемым, и теперь сотрудникам Фида предстояло привести запущенные кабинеты в порядок.

Электронный мозг, некогда обслуживавший полет к Эрл, также перевезли на новое место. Образцы пород, окаменелости, пробы атмосферного воздуха с Эрл разместились в лабораториях Комитета. Постепенно налаживалась работа многочисленных отделов, занимавшихся вопросами жизнеобеспечения космонавигаторов, разработкой разговорника — предполагалось, что на этот раз посланцы Унета смогут вступить в контакт с жителями планеты. Параллельно продолжались попытки восстановить здоровье Кива — если бы ученым удалось заставить нормально функционировать сознание обитателя Эрл, многие проблемы общения с инопланетной цивилизацией были бы решены еще до полета. Больному отвели звуконепроницаемые апартаменты на верхнем этаже; мощные аппараты психотерапии день и ночь создавали в помещении „поле спокойствия“.

Постепенно втянувшись в работу, Ниг посвежел, его больше не беспокоили последствия стресса, перенесенного на корабле. Размеренный образ жизни, рациональное питание, ежедневные получасовые посещения „камеры горного воздуха“ — все это позволяло ему надеяться, что его и в этот раз включат в состав экспедиции. Время, казалось, работало на него и его друзей….

Однажды ночью Ниг пробудился от страшного грохота. Он сорвал с головы шлем проектора сновидений и сел на ложе. За окном едва забрезжил рассвет, все четыре спутника Унета сияли над угловатыми силуэтами небоскребов. Сам не зная зачем, Ниг стал одеваться. В спальню заглянул сын. Лицо его было встревожено.