Мака Джохадзе - Уцелевший пейзаж

Из тысяч окон прошлого выглядывала тысяча испуганных лиц. Обладатель каждого из них боялся остаться наедине с собой, взглянуть в глаза самому себе, даже Софико, та самая Софико, которая сказала некогда внуку — люблю побыть одна.

Недвижно стояли сильные, сами по себе безобидные горы. Заалевшее небо свидетельствовало о близости солнца. Город, истекший накануне кровью, как жертвенный бычок, хранил надежду к утру вновь ею наполниться. Власть воображения вызвала один за другим образы покинувших этот мир близких людей. Суровая правда, уместившаяся на ладони, — их жизнь валялась, подобно булыжникам, в лживом раю старого города, ибо каждый из них был рабом своих страстей и судьбы.

Стояли сами по себе безобидные, задумчивые горы. В лоне земли закипали грозные вулканы. Каждая птица, каждый камешек принадлежали сами себе. Но стада облаков слезами изливали извечную боль человека— «почему дождем я не пролился» [3] Строка из стихотворения Важа Пшавела «Почему я создан человеком». … Боль, поскольку все сущее в беспредельном этом мире, каждая мольба и каждое проклятье, каждая песня и каждая слеза, темная бездна и заоблачная вершина, каждый орел и каждый заяц, каждый царь и каждый нищий — все и вся сошлось в одном человеке. Потому-то и поныне стоят невредимо пережившие века скалистые горы, но так скоро остывает тело человека. Верующий и неверующий — все стремятся принести к жертвенному алтарю своего бычка. После чего одни все так же остаются царями, другие же нищими. В поисках царства легко умирать нищим, ведь так близок и так соблазнителен венец.

Покинутый отец Тедо среди искусственной зелени большой залы впервые в своей жизни задумался об убитой им дичи.

Шел Саба домой, и казалось ему, что теперь расстояние сокращается особенно быстро, ибо это только в ирреально окрашенных снах могут так нескончаемо извиваться бесчисленные подъемы на пути туда, где долгожданным избавлением маячат маленькие церквушки — пристанище грешных.

В конце же замерзшей улицы ждал его светлевший свежей побелкой дом. Окружающая тишина еще сильней подхлестывала Саба, гнала скорей к дому. Монотонный лязг цепей на скатах машин слабой отдаленной мелодией долетал до его слуха и вовлекал в грустные удовольствия жизни.

Вслед красным листьям осени меланхолическим пейзажем унеслись видения детства. Огромным снежком сжимал Саба в ладони холодный клубок воспоминаний. Саба чувствовал, что надо бы скорее запустить его в кого-нибудь, поскольку приливавшее к кисти тепло его тела могло растопить эти видения так же бесследно, как весна прошлогоднюю зиму.

Неожиданный безобидный шлепок снежком по спине мог бы хоть на секунду задержать самого чуткого, самого умного человека, чтобы к его бледному усталому лицу прихлынула, как кровь, не досада, нет, доброта, безмолвно носимая им с детства.

Куда-то исчезли и дом и церковь. Больше не дожидались его в конце улицы. Саба шел теперь следом за идущим под открытым небом незнакомым прохожим, чтобы нагнать его, прикоснуться плечом, заглянуть в лицо и сказать спасибо за доброту, спасенную в детстве, которая как жизненный нерв пульсирует на испещренной ранами земле.

Цитата из стихотворения Ильи Чавчавадзе «Пахарь».

Имеется в виду классическое стихотворение Важа Пшавела «Орел».

Строка из стихотворения Важа Пшавела «Почему я создан человеком».