Наталья Парыгина - Что сердцу дорого

— Обязательно, Петр Антонович.

— А олень? — вдруг вспоминает Костя, и на лице его отражается почти ужас. — Оленя-то мы забыли!

— Теперь уже не поспеть, — сокрушается Вадим.

— Успею! — решительно говорит Костя и бежит обратно на завод. Олень хранится у него в столе.

На перроне он появляется перед самой посадкой.

— Вот тебе… от цеха… — еще не отдышавшись от быстрого бега, говорит он, сдирая с подарка газету.

— Спасибо, — растроганно благодарит Андрей.

Олень стоит у него на ладони. Блестя бронзовыми боками, он широко разметал ветвистые рога и грациозно приподнял ногу в стремительном беге.

Посадка. Толчея в поисках своего вагона и своей полки. Наконец разместились. Уже сказаны все слова, а поезд все стоит.

— Лидочка, береги себя, — снова напутствует девушку беспокойная мать.

— Да что ты, мама, смотри, сколько нас едет.

— Пишите чаще! — кричит Андрей друзьям, высунувшись из окна.

— Ты нас, смотри, не забывай, — отзывается Аркадий, явившийся на вокзал незадолго до отхода поезда.

Он пришел просто так, из любопытства, но вокзальная суета неожиданно и против воли как-то захватила его. Захотелось тоже уехать. Только куда? Зачем?..

Лязгнув буферами, поезд трогается. И тут вдруг оказывается, что еще многое надо сказать, — отовсюду слышатся просьбы, наказы.

— Лена, пиши!

— Мама, к тебе Сергей зайдет, отдай ему мои учебники.

— Кате привет передай!

— Счастливо, Андрей!

— Пальто я куплю сорок восьмой, а то ты еще подрастешь.

— Куда мне расти!

Поезд уже далеко, слов не слышно, и провожающие молча машут платками и фуражками. Наконец, дав прощальный гудок, состав скрывается за поворотом.

— Уехали, — говорит Вадим, глядя на убегающие вдаль рельсы.

— Когда теперь увидимся, — отзывается непривычно нахмурившийся Сашка.

Они стоят на пустеющем перроне и словно ждут чего-то.

— Идемте, что же вы? — говорит Люба, как всегда, оживленная и нарядная. — Загрустили? — И, взяв Сашку и Вадима под руки, увлекает их за собой.

Несколько раз искушала Вадима мысль: взять да и поехать с Андреем в Сибирь. И с другом не надо расставаться, да и хорошо там, в Сибири. Но не мог решиться. Крепко держал его родной город, к заводу, к людям сердцем прикипел Вадим.

Вот и Андрей. Не думал раньше Вадим, что Андрей так много для него значит. Ну, жили в одной комнате, работали в одной бригаде. Говорили о жизни, спорили и все. Но теперь, когда Андрей уехал, Вадим понял, что это не все. Они были настоящими друзьями. Они понимали друг друга с полуслова. Сашка — хороший парень, но совсем не то, что Андрей. Вадиму все время не хватало Андрея, именно с ним хотелось посоветоваться, поспорить, просто заглянуть в его веселые честные глаза. Но глаза эти были теперь далеко.

Он решил послать Андрею письмо. Исписал половину школьной тетради. Но что письмо? Разве выложишь душу на бумагу?

Все-таки письмо он послал. И сразу стало легче. Ведь на письмо придет ответ, Андрей отзовется. Прочтет, что написано, а чего нет в письме, — угадает. Нет, если дружба настоящая, так несколько тысяч километров для нее не помеха.

Близких друзей теперь у Вадима на заводе не осталось, но со многими людьми связывало его хорошее чувство товарищества. Он шел в свой цех, где каждый знал его, и он знал каждого, где они все вместе делают одно дело. И это ощущение своей слитности с людьми, с товарищами по работе, рождало в душе Вадима радость.

Вадим научился разбираться в людях, находить и ценить в каждом человеке его лучшие черты. Ему нравился Минаев с его горячей, самоотверженной преданностью работе, и неторопливый, немного ворчливый Петр Антонович, и мягкий интеллигент инженер Бережков, и непримиримый Костя, и добродушный Сашка… Вадиму казалось, что он понял и увлекающуюся, не умеющую кривить душой Соню. Он думал о ней с уважением. Пусть судьба ее сложилась непросто, но как все-таки хорошо, что она отвернулась от Аркадия! Да и могло ли быть иначе? Они же совсем, совсем разные люди!

Прежняя ненависть к Аркадию постепенно приглушалась в душе Вадима, появилось даже что-то вроде жалости. Совсем парень сник, ходит, как в воду опущенный. Должно быть, он все-таки любил Соню и переживает разрыв. А Вадиму ли не знать, как это бывает! Но кто все-таки у них виноват?

Всей правды Вадиму не удалось ни узнать, ни угадать. Но одна страница их отношений неожиданно открылась перед ним.

Дело было в обеденный перерыв. Вадим зашел к Косте поговорить о каких-то комсомольских делах. Но Костя был не один — против него за столом сидела Соня. У нее было несколько смущенное и в то же время виноватое выражение лица, а Костя, весь красный, с взъерошенными волосами, в чем-то ее убеждал.

Увидев Вадима, Костя обрадовался.

— Вадим, подействуй хоть ты на нее, — кивнул он на Соню. — Скажи ей, ты собираешься учиться?

Костя заранее знал ответ, потому что однажды они уже говорили об этом.

— Обязательно, — подтвердил Вадим. — А что?

— А то, что Назарову вот никак не могу убедить. Не хочет, и все.

Вадим вспомнил, как однажды писал Соне из армии, что когда он вернется, они будут вместе учиться в вечерней школе. Это воспоминание оставило неприятный осадок, Вадим постарался подавить его.

— Почему ты не хочешь, Соня? — спросил он. — Время у тебя найдется.

— Не могу я… правда, не могу, — тихо, но настойчиво твердила она.

— Серьезной причины у тебя нет, — резко сказал Костя. — Просто вперед смотреть не хочешь.

— Я не умею смотреть вперед, — спокойно подтвердила Соня. — Если бы умела… Если бы умела, — повторила она, словно решившись на признание, — все было бы по-другому…

— Да что у тебя там такое произошло? — заинтересованный этой фразой, спросил Костя. — Поступай в школу, учись — все забудется.

Но тут вошла Люба, и разговор прервался. Воспользовавшись моментом, Соня вышла из комнаты.

— Иногда человек сам не понимает, что ему добра желают, — сказал Вадим, и коротко передал Любе разговор с Соней.

— Подумаешь, — пожал плечами Костя, — какое дело! Будто на этом Аркадии свет клином сошелся. Нет, не признаю я этих трагедий!

К его удивлению, Люба стала на сторону Сони.

— Не хочет человек учиться, и нечего его агитировать, — сказала она.

— Это обывательский разговор! — разозлился Костя. — Не понимаю тебя.

— В том-то и дело, что вы с Вадимом вообще ничего не понимаете, — с упреком сказала Люба. — Соне сейчас не до учебы. Она ребенка ждет.

Костя смутился.

— Откуда же я мог знать? — пролепетал он.

А Вадим, как сидел, так и остался сидеть, только пальцы рук, лежавших на столе, тесно переплелись, даже побелели от напряжения. В груди его вдруг поднялась такая волна ярости против Аркадия, будто и сейчас Соня была для него самым дорогим человеком. Все кипело, все дрожало внутри, а он сидел и молчал, и не было у него сил встать и идти на участок.