Наталья Парыгина - Отдых у моря

— Я давно это заметила, — сказала Люся, придав Костиному сообщению более широкий смысл.

Костя пристально поглядел на нее и отложил карты.

— Люся, что с тобой?

— Извини меня, Костя, — сказала Люся, прижавшись щекой к его груди. — Этот шторм… И потом я сделала слишком сложный корпус редуктора, там можно было обойтись без приливов.

— Но они, возможно, еще не сдали чертеж.

— Ты думаешь? У нас нет ни клочка бумаги.

— А вот, — Костя поднял с полу кусок серой бумаги из-под сыра. — Иван Петрович говорит, что в войну они выполняли все чертежи только на такой бумаге.

— Давай. И карандаш… Николка, где твой карандаш?

— Он под кровать закатился.

— Достань! — крикнула Люся.

Николка достал карандаш. Костя очинил его перочинным ножом. И Люся уселась за столик с камышовыми ножками чертить упрощенный вариант корпуса для редуктора, а Костя стал вполголоса читать Николке «Старосветских помещиков». Но Николке повесть не понравилась.

— Давай лучше еще поиграем в дураков, — предложил он.

Сделав эскиз чертежа и сочинив письмо главному конструктору, Люся помчалась на почту. Она захватила с собой и авоську, пообещав зайти на рынок и принести чего-нибудь вкусненького. Костя в ее отсутствие немножко вздремнул, строго-настрого приказав Николке ни на шаг не отлучаться со двора.

— Ладно, — благонравно пообещал Николка, — я никуда не пойду, я с Женей буду играть.

— Ну, смотри, — угрожающе сказал папа. — И разбуди меня, когда увидишь маму.

Николка убежал во двор играть с Женей, который приехал со своим папой из Ленинграда и жил в доме напротив. Этот папа научил их играть в чижики, и Николка так увлекся, что прозевал мамино возвращение.

Костя спал в этот раз чутко, он сам услыхал Люсины шаги, тотчас же схватился за книжку и лениво отвел руку с книжкой в сторону, как бы по случаю Люсиного прихода. Однако он тут же прекратил свою демонстрацию бодрствования и с удивлением уставился на Люсины покупки.

В авоське не было ничего неожиданного: помидоры, яблоки, картошка. Но в другой руке Люся держала довольно большой ящик со щелями и с кожаной ручкой — в таких ящиках возят фрукты.

— Костя, — весело заговорила она, прежде чем он сумел сформулировать свой вопрос относительно этого ящика, — ты знаешь, что я придумала? Мы увезем в Москву килограммов двадцать яблок. Понимаешь, так удачно получилось: прихожу на базар, а там продают эти ящики и за ними чуть ли не очередь, очень быстро разбирают. Но я все-таки успела ухватить.

Глаза у Люси так и светились самодовольством, она ужасно гордилась своей практической смекалкой и, кажется, этого же ожидала от Кости.

Но он молчал. Люсю уязвило это молчание.

— Все везут с юга яблоки, — добавила она еще один убедительный довод. — Их отправляют в посылках.

— Куда везут? — спросил Костя с выразительным ударением на слове «куда». — Куда отправляют?

— Ну, я видела на Сахалин отправляли, — простодушно объяснила Люся. — В Иркутскую область, в Вологду…

— Вот именно, — перебил Костя, — в Вологду. На Сахалин. А ты собираешься везти яблоки в Москву, где их и так полно в магазинах.

— Ты просто ничего не понимаешь в таких делах, — отбрила Люся. — В магазинах они дороже. И нам ведь не придется платить за пересылку, мы повезем их с собой.

— Правильно, — согласился Костя. — В чемодан набила двадцать килограммов тряпок, в ящик наберешь двадцать килограммов яблок. Не тебе таскать.

— Ты сегодня просто несносный, — с раздражением проговорила Люся.

Вероятно, размолвка зашла бы далеко, если бы в этот довольно критический момент не прибежал с улицы Николка.

— А Женька с отцом пошел на Ежик гулять, — не без намека сообщил он.

Костя охотно воспользовался громоотводом.

— Пойдем, Люся, и мы погуляем, — как ни в чем не бывало предложил он.

Но Люся посчитала себя невинно пострадавшей и потому так легко не сдалась.

— Идите вдвоем. Я останусь дома.

— Но почему… — Костя явно раскаивался в том, что разочаровал Люсю в ее затее: так и так придется ему таскать эти яблоки. — Может, я и не прав. Действительно, здесь дешевле.

— Я устала, — чуть мягче сказала Люся. — Идите вдвоем, я немного полежу.

Косте пришлось принять этот вариант. Он взял Николку за руку и отправился на Ежик.

Они прошли немного по улице, возле ресторана свернули налево и вскоре оказались на мосту. Здесь постояли и полюбовались на речку Джубгу. Густые заросли из ивы и орешника тянулись по обоим берегам, и зеленые их кудри живописно свешивались над водой и отражались в ней. Недалеко от моста речка круто поворачивала в сторону и как будто обрывалась, теряясь в зелени изогнувшегося дугой леса. По самой середине Джубги плыла стая белых птиц с горделиво выгнутыми шеями.

— Пап, это лебеди? — спросил Николка.

— Нет, гуси.

— Да нет, я же видел в зоопарке, лебеди бывают такие.

— Не совсем такие, — сказал Костя. — Пойдем дальше, — предложил он и потянул Николку за руку, уклоняясь от продолжения дискуссии на тему гуси-лебеди.

Николка позволил себя увести, но все время оглядывался — благо, можно было не смотреть под ноги, держась за папину руку.

Спустившись с моста по лесенке на берег Джубги, Костя и Николка пошли к Ежику через парк санатория. По пути Косте пришлось объяснять, как называется это дерево и то, и то (хорошо, когда попадались дубы и клены, а другим деревьям Костя и сам не знал названия), и кто поставил здесь белую статую, и зачем построили зеленую беседку. Все время Николка задавал вопросы, и Костя ему механически отвечал, а сам думал о Люсе: как это нехорошо, что у них получаются какие-то недоразумения. И все ведь из-за пустяков. Неужели нельзя быть выше этих пустяков?

Стоя на вершине Ежика и глядя в необъятное и грозное морское пространство, Костя окончательно понял, что можно и надо быть выше пустяков.

Море все гонит и гонит к берегу желтые валы с белоснежными гребнями. Кажется, всю жизнь не надоест стоять здесь и смотреть на эти торопливо нагоняющие друг друга тяжелые волны… Даже Николка притих, захваченный разбушевавшейся стихией.

А Люся из каприза осталась дома, она не увидит с Ежика шторма, и душа ее не станет богаче от величественной картины взбунтовавшегося Черного моря. И она, пожалуй, в самом деле будет считать важным этот вопрос — везти или не везти яблоки в Москву. Лежит сейчас, наверно, на кровати и переживает свою обиду.

Костя почти угадал: некоторое время Люся действительно размышляла о Костиной неблагодарности. Она старается делать что-то полезное для семьи, волокла с базара этот злополучный ящик, а он наговорил ей кучу неприятностей. Ему, видите ли, тяжело будет нести! Пожалуйста, она сама понесет. Надорвется, так надорвется, никого это не касается. Да, вот так и сделать: пусть он идет, распустив руки, а она сама понесет ящик и чемодан.