Владимир Карпенко - Тайна одной находки

— Куски самолета еще не метеорит, — хмуро пробурчал в ответ мой друг.

Мы расспрашиваем подошедших к вездеходу тибетцев, описываем им снаряд, с их разрешения роемся вземлянке с хозяйственным скарбом.

Увы! Вася прав. Выхлопная труба, вал от пропеллера и другие обломки бесконечно далеки от «небесного посланца». Его нет и здесь!

Наверно, у меня был в эти минуты столь растерянный, страдальческий вид, что Вася сжалился надо мной. Ласково потрепав меня по плечу, он проговорил:

— Ладно, дружище, не стоит унывать. Мы с тобой сделали все, что могли. Пусть ищут другие.

Не окажись Вася достаточно стойким, мы бы уехали ни с чем. Но пока я, поддавшись унынию, устало сидел на земле, мой друг попытался еще раз подробно расспросить собравшихся около нас кочевников. И вот, когда Вася, с помощью Ли Сяо, подробно разъяснил, что именно мы ищем, и описал местность, где погиб самолет, раздались голоса:

— Да, да, эта вещь там была. Мы видели и подобрали ее.

— Так где же она?! — во все горло крикнул Вася.

— Там, — показал на восток старик-тибетец, — мы оставили ее на «обо», у перевала…

Невозможно передать никакими словами ту радость, а с ней и тревогу, которые охватили меня и Васю. Снаряд найден, но он брошен на священном алтаре — «обо», среди пустыни, опять валяется под открытым небом где-то в трущобах нагорья. Но счастье, если это так. А может быть, его уже нет там и в помине?

Через полчаса мы мчались на восток к затерявшемуся среди равнин и гор «обо». Согласившийся сопровождать нас старый тибетец, наверно, смотрел на меня и Васю, как на сумасшедших. Почти не разбирая дорог, увязнув один раз в трясине и едва не свалившись вместе с вездеходом в бушующий по дну ущелья поток, к исходу третьего дня мы добрались до «обо». И там, среди камней со священными надписями, среди палок и тряпок мы наконец-то нашли цилиндр.

И вот он в моих руках!

Отшлифованный до гладкости стекла, синевато-черный, как вороненая сталь, заостренный, точно артиллерийский снаряд, к одному концу. Тыльная сторона наглухо закрыта. Несмотря на размеры с четвертную бутыль, он сравнительно легок, весит не свыше трех-четырех килограммов. При ударе исходит от него глуховатый металлический звон. Полый ли он? Что там, внутри? Лезвием стального ножа я пробую его твердость. Беру у водителя вездехода напильник, пытаюсь сделать хотя бы ничтожную царапину. Напрасно: ни острие ножа, ни напильник не оставляют на странном металле ни малейшего намека на какой-то след, точно не лучшей сталью, а щепкой пробую я поцарапать стекло.

Астрономы, я, Вася, вся моя партия сидим вокруг снаряда. Он лежит на земле, отливая при свете костра глубокой загадочной синевой. Выступы и ложбинки на его широком конце наводят астронома Тин Ли на мысль — не следы ли это крепления тыльной части снаряда с каким-то движущим аппаратом. Мы думаем об одном: «Откуда ты прилетел? Какую тайну скрываешь в себе?»

— Если мы не стали жертвой мистификации, — медленно говорят Чжэн Фу, — то неземное происхождение этой вещи не подлежит сомнению.

Он вновь (уже в который раз!) вынимает из кармана теплой шерстной куртки вделанный в ручку алмаз и, заметно волнуясь, чиркает им по корпусу раз, другой, третий. Нет, удивительный металл несокрушим!..

Мелкие углубления на периферии круглого дна снаряда говорили о возможности вывинтить или выбить его из корпуса и, таким образом, заглянуть внутрь. Но мы не решились сами браться за это дело (а вдруг снаряд взорвется?), да едва ли сумели бы отделить наглухо заделанное донце.

По предложению астрономов, связавшихся через Кай Фыня с Китайской академией наук, было решено отвезти нашу находку в Москву и там, вместе с представителями китайских ученых, приступить к ее подробному исследованию.

Окончив осенью нашу работу на Тибетском нагорье, мы с Васей, тепло распрощались с Кай Фыном, Ван Сином, со всеми нашими друзьями по экспедиций и уехали по новой шоссейной дороге из Лхасы в Пекин. Всюду мы видели, как эта обширная и своеобразная страна, веками стоявшая в стороне от развития всемирной истории, выходит на верный путь своего прогресса.

В ноябре мы были уже в Москве. Долго еще Васе все мерещились на московских улицах и площадях город Лхаса и храм Потала, а каждый порыв осеннего ветра отзывался в моих ушах воем бурь тибетских нагорий. Долго еще мы «привыкали» к Москве. В конце ноября специальная комиссия из представителей Метеорологического комитета Академии наук, советских и китайских астрономов, среди которых были наши старые знакомые Чжэн Фу и Тин Ли, а также специалисты Артиллерийской академии, приступила к вскрытию цилиндра. Приглашены были и я с Васей.

«Космит» — так был назван сверхпрочный металл посланца из космоса. Не стану останавливаться на мерах предосторожности, которые были приняты во время его вскрытия. Невозможно передать жгучее любопытство, охватившее всех, кто присутствовал на артиллерийском полигоне в этот пасмурный ноябрьский день. Было любопытно и, скажу откровенно, — жутковато. Нескончаемо тянулись минуты, пока смельчак-капитан из Артиллерийской академии возился вдали от нас с молотком и зубилом над цилиндром, стараясь выбить донце. Двадцать, примерно, человек, опасливо спрятавшихся в укрытии, стояли в безмолвном оцепенении…

— И вдруг сейчас взрыв и нас разнесет на куски! А ведь нам с тобой весной ехать в Саяны, — слышу я около уха шутливый вздох и шепот Васи.

Но все обошлось благополучно… И вот мы уже бежим по подмерзшей земле к капитану. Вырвавшийся вперед Тин Ли подбегает первым и с помощью капитана извлекает из полости цилиндра продолговатый сверток буро-коричневого цвета. Проворные пальцы Тин Ли осторожно срывают мягкую, похожую на фольгу, обертку. Под ней — катушка. На металлическом серебристого цвета стержне идеально-ровными витками намотана узкая, меньше толщины спички, лента, отливающая всеми цветами радуги. Мы сбиваемся в кучу вокруг капитана и Тин Ли, кто-то отделяет конец витка, развертывает его, все мы смотрим… Видны разноцветные пятнышки, едва различимые простым глазом черточки, штришки… Это не что иное, как гибкая, наподобие шелковой ленты, цветная кинопленка.

Возгласы нашего удивления покрывает срывающийся от волнения голос академика Косарева, астронома Пулковской обсерватории:

— Товарищи! Если верить моим старым глазам, служившим мне верой и правдой шестьдесят пять лет, сейчас перед нами прямое доказательство обитаемости какого-то из миров — Марса, Венеры или другого. Это мы узнаем только тогда, когда просмотрим ленту.

…Сконструировать специальный аппарат для необычной кинопленки оказалось делом несложным. Пусть изображение на экране было меньшим, чем на экране узкопленочного аппарата. Пусть на ленте из космоса не было отдельных кадров, а изображение давалось сплошным, незаметно переходящим одно в другое. Не важно, что эту ленту, лишенную перфорационных отверстий, приходилось просто протягивать, перематывая с одной катушки на другую, перед линзами объектива. Судя по расплывчатым краям изображения на экране и некоторым особенностям пленки, специалисты кино утверждали, что для ее демонстрации должны применяться там какие-то особенные, неизвестные здесь, на Земле, киноаппараты и экраны и что, вероятно, изображение должно получаться стереоскопическим. Пусть все это так. Но то, что видели мы, советские и китайские астрономы, инженеры, ученые, корреспонденты, собравшиеся в начале января в Астрономическом институте Академии наук, превосходило всякую фантазию. Необычайная четкость изображения на срединных участках экрана, не поддающаяся никакому описанию, тонкость цветовых нюансов, потрясающее содержание кинодокумента из Вселенной, — нет, не шесть часов длилось оцепенение сотни людей, шесть мгновений смотрели мы на несколько тысяч метров фантастического кинофильма.