Светлана Кудряшова - Друзья с тобой: Повести

— Гляди, — шепнул ему Комар, — это получше подсвечников и кроватей!

Федя в этом не сомневался! Однако долго им любоваться трубой не пришлось: Ермиловна велела им выходить из сарая и нести дрова в кухню.

Дрова сложили у плиты. Запрыгали по поленьям веселые котята. Ермиловна турнула их, а мальчишкам велела уходить. Комар потоптался у порога и спросил нерешительно, надо ли приносить бабушке необыкновенного сибирского котенка.

— Принеси, погляжу, — смилостивилась Ермиловна.

— А вы нам за него трубу дадите, хорошо? — выпалил Комар необдуманно.

— Ишь, чего захотел! И не мечтай! — отрезала старуха. Той трубе цены нет. А он — отдай!

Федя понял, что Комар успеха не достигнет.

— Бабушка Ермиловна, — осторожно начал он, — дайте нам, пожалуйста, хоть подсвечники. Мы собираем медь на тепловоз… Они очень сильные, тепловозы, они…

— Много вас здесь ходит! А до ваших тепловозов дела мне нету. И больше не приходите. И котенка вашего мне не надо.

С этими словами старуха захлопнула дверь, чуть не прищемив Комара, и закрыла ее на щеколду.

— Вот тебе и Ермиловна! — огорченно вздохнул Федя. — Ничего не вышло.

Федины ясные глаза печально смотрели на белый свет. А на белом свете в это время было тоже что‑то невесело: тусклые сумерки да холодный мелкий дождь. Очень бы нужно сейчас Феде посоветоваться с бабушкой — посидеть рядом и поговорить. Рассказать ей и про Ермиловну, и про Тамару Аркадьевну — никак не подружится он с нею, никак не выполнит бабушкин наказ: жить с Тамарой Аркадьевной в любви и согласии да отца не огорчать. А про Ермиловну бабушка сказала бы:

— Уйди‑ка, Федюшка, от греха!

Тут уйдешь от греха, как же! Лешка Кондратьев сразу же на смех поднимет, а Надя ругать будет, что лому не несет. А где Федор этот лом возьмет, где?

— Ну! — закричал Лешка и побежал навстречу возвращавшимся послам. — Дала вам бабушка железячки?

— Что ты, Ермиловны не знаешь! — бросил на него Комар мрачный взгляд.

— Значит, не дала? — опечалился Лешка и бросил на землю щенка.

— Не дала, — уныло подтвердил Федя.

Лешка плюнул. Его круглое краснощекое лицо выражало глубокое презрение.

— Эх, вы!

Комар возмутился. Он ли не старался, он ли не ублажал эту ехидную Ермиловну! И про котенка врал, и дрова носил! Если бы Федор в молоко не влез, Комар не вернулся бы с пустыми руками.

— В какое молоко? — удивился Лешка.

— В котячье, в какое же? — огрызнулся злой Комар.

Федя вмешался и рассказал Лешке, как врал Комар про какого‑то сибирского котенка, которого он и в глаза не видывал. Но Лешка не удивился, не возмутился. Подумаешь, велика беда! Комар для них старался. Лишь бы Ермиловна согласилась меняться, а котенка они всегда достанут. У них на дворе три бродят. А сибирские они или нет — трудно сказать. Ермиловна и сама, наверно, не знает — она ведь в Сибири не бывала.

Комар вдруг вспомнил про трубу. Узнав про такое дело, Лешка заявил, что надо снова идти к Ермиловне, что медь для тепловозов — самое нужное и что такого богатства они больше нигде не найдут. Лешка пошел бы сам и делал все, что она прикажет. Но она его и на порог не пустит, потому что в прошлое лето он обрывал с ее яблони незрелые яблоки, а нынче осенью подкинул ей на порог дохлую крысу. Ермиловна рассердилась на него на всю жизнь.

Выходило так, что Феде и Комару снова придется отправиться к старухе. Но Комар от этого категорически отказался: бесполезно. Федя горячо поддержал Комара.

— Тогда и без Ермиловны возьмем железячки! — Лешка решительно провел рукой в воздухе.

— В сарай, что ли, к ней влезешь? — недоверчиво спросил Комар.

— И влезу!

— К Ермиловне?!

— Да что вы рты раскрыли? Что та Ермиловна — леопард?

— Ну и лезь сам, — решительно сказал Федя, — а я к ней ни за что не полезу.

— Струсил, охотник? — с убийственным презрением спросил Лешка, — И без тебя обойдусь. А ты… ты Сигнала воспитывай! Пошли, Комар!

Федя постоял перед дверью своего дома, прислушался. Дверь неожиданно открылась. Отец улыбался, ласково смотрел на Федю.

— Ты где это пропадал, блудный сын?

— Папа, ты прилетел?! Ты долго дома будешь?

От радости Федя забыл свои печали. Стоял, не спуская сияющих глаз с отца, и держал его за руку.

— А у нас сбор был, и мы решили строить тепловоз… Завтра контрольная по арифметике…

— Рыжик, давай сбор временно отложим. Борщ стынет.

Так вот чем так вкусно пахнет! Ой, он едва живой от голода. А руки мыть обязательно?

Они вместе пошли к умывальнику, вместе вымыли руки и весело уселись за стол. Отец подвинул сыну тарелку с ароматным борщом.

— Рыжик, а хлеб? — напоминает он.

Ах, хлеб! Ну, чтобы не огорчить отца, можно и с хлебом.

Федя ест вкусный борщ и вспоминает бабушкины северные щи. И отец их помнит? Разумеется, помнит! Вот наступит лето, отпустят Федю на каникулы, и опять махнут они к Онежскому озеру. Будут с Тойво ездить на рыбалку, на охоту пойдут…

Но Тамаре Аркадьевне не нравятся разговоры за столом, поэтому они заканчивают обед молча.

— Федя, — говорит Тамара Аркадьевна, и в голосе ее слышится сдерживаемое раздражение, — ну никак ты не научишься сидеть за столом! Не горбись, не разваливайся… Ты уже не в деревне живешь.

Отец укоризненно взглянул на Тамару Аркадьевну, низко склонился над тарелкой.

После обеда сын садится заниматься — завтра контрольная по арифметике. Отец подсаживается к нему, выбирает самые трудные задачи.

— Как, Рыжик, одолеешь?

Рыжик морщит чистый лоб, пишет на черновике решение, задумывается, зачеркивает, снова пишет. Готово!

— Да ты быстрее меня решил! — радуется отец.

Федя доволен. Расплылся до ушей в широчайшей улыбке. Морщится толстенький нос, лучатся карие глаза. Как хорошо, когда отец дома! Если бы он реже бывал в своих полетах!

Феде очень хочется рассказать отцу про Ермидсшу и ее сарай, полный самого лучшего лома. Но он побаивается, что услышит Тамара Аркадьевна и рассердится — зачем он ходит по чужим дворам. Она еще не видела его промокшее пальто… И про Лешку, и про Комара надо обязательно рассказать отцу. Очень разобиделся Федя на Кондрата. Отец, конечно, в этом деле сразу разберется… Хорошо, если бы Тамара Аркадьевна куда‑нибудь пошла. А она и правда куда‑то собирается. Надевает перед зеркалом шляпу, достает из сумки перчатки. Федя подвигает свой стул ближе к отцовскому, заглядывает ему в глаза. Они понимают друг друга. Они сейчас поговорят, по–мужски.

Вот тебе и поговорили! Вот. и рассказал отцу про свои дела! Зовет его Тамара Аркадьевна гулять, а Феде сидеть дома одному весь вечер…

— Рыжик, ты как? — нерешительно спрашивает отец.

Феде хочется сказать: «Не уходи, папа, пожалуйста, не уходи! Я очень соскучился по тебе. Я не знаю, как быть с Ермиловиой и Лешкой и где брать железо для тепловоза».