Виктор Шутов - Юность Куинджи

Дмитрий Иванович сидел у стола, подперев рукой голову. «Какие дивные силы заключены в музыке, — думал он. — Как она воздействует на душу. Мир материален, и я — реалист, а вот вынужден признавать наличие в музыке какого‑то волшебства… Хотя бы эта — не русского склада, а волнует и беспокоит. По–сути, сочетаются всего несколько нот, а рождаются разные песни, в которых заключен огромный мир со слезами и радостями людскими».

Музыка безраздельно господствовала в небольшой гостиной. Снова Менделееву подумалось о народе, создавшем такие элегические и печальные мелодии. Народ в них виделся душевно приниженным, покорным своей нелегкой судьбе. «А как же Куинджи? — спросил себя Дмитрий Иванович. — Как он могуч и настойчив! Выбился из самых низов. Талант необыкновенный».

Неделю назад в газете «Голос» появилась неожиданная для многих статья Менделеева «Перед картиной Куинджи». С присущей его характеру увлеченностью он указал на необычайную особенность картины. Художник ушел от академических канонов, по которым пейзаж являлся только фоном для избранного сюжета. Талантливый мастер в «Лунной ночи на Днепре» впервые сделал пейзаж самодовлеющей величиной. Дмитрий Иванович — ученый–химик — картину оценил, как философ–испытатель. К природе нужно относиться как к величине, существующей самостоятельно, помимо человека. Человек же должен познавать ее, как и вещество.

Раздалась веселая звонкая мелодия. Руки Веры Леонтьевны легко летали над клавишами, она преобразилась, выпрямилась, гордо вскинула голову. Архип Иванович, ударяя смычком по струнам, отбивал такт ногой. Он улыбался, над высоким лбом вздрагивала копна курчавых волос. Супруги играли украинский гопак.

— Все! — воскликнул Куинджи, положил скрипку на фортепьяно и подошел к стулу. — Устал, — сказал он, возбужденный и довольный. Обратился к жене: — Спасибо, голубушка. Ты сегодня прекрасно сопровождала.

— Вы оба были чудесны, — отозвался Дмитрий Иванович, — Одно целое и цельное. Позвольте это заявить, как слушателю. Благодарю вас, Вера Леонтьевна.

Он подошел к ней, взял руку и церемонно поцеловал.

— Я пойду, — стеснительно проговорила Вера Леонтьевна.

— Да, да, — отозвался муж, — А мы, наверное, сразимся в шахматы. Как, Дмитрий Иванович?

Возле окна стоял шахматный столик, и они пересели к нему.

— Чур, я черными, — сказал Менделеев и пригладил бороду. — Постараюсь отбиваться. Разгадывать ваши ходы, батенька.

— Эт‑то, я их похитрее придумаю, — ответил Куинджи, двигая королевскую пешку вперед.

— Куда уж, — прогудел Дмитрий Иванович, тоже выдвигая пешку. — Жизнь почти невозможные ставит задачи.

— Как‑то теперь у вас будет? — сочувственно проговорил Архип Иванович и глубоко вздохнул.

— Не ведаю, совсем не ведаю…

— А тут еще — Академия…

— Что — Академия, батенька? — резко спросил Менделеев и откинулся на спинку стула. — Она — прусаческая. От нее добра не жди. Настоящие люди на моей стороне. Вот от ваших земляков из Киева депешу получил. Ректор университета пишет, гневно протестует. Я послал сЛет. Поблагодарил душевно и его и совет Киевского университета… Ведь понимаю я, Архип Иванович, что дело идет об имени русского, а не обо мне… Посеянное на поле научном взойдет на пользу народную…

— Эт‑то, позавидуешь силе вашей душевной, — отозвался Куинджи.

— Да и вам в рот палец не клади, — чуть повысив голос, проговорил Менделеев. — И правильно! Знай наших!.. А я вот, батенька, так пойду! — воскликнул он и поставил коня между двух пешек, — Своим ходом. Своим…

Он помолчал, поглядел сперва на доску, а затем на склоненную голову задумавшегося Куинджи. Заговорил низким тенором, словно с самим собой:

— Поглядите, что происходит на нашей матушке–земле. Недавняя русско–турецкая война закончилась позором. Волнения студентов–забастовщиков. Беспрерывные покушения и казни. Взрыв в Зимнем… Нет, батенька, я реалист. Этого не разделяю… Но как уладить противоречия? Нужно исходить только из действительных обстоятельств. Идеалистам и материалистам подавай лишь революции. Они‑де все переменят. Пустое! В реализме больше проку. Он признает, что перемены совершаются постепенно, путем эволюционным.

Архип Иванович уже давно выпрямился и внимательно слушал Менделеева. Он представлял себе, как должны быть заворожены студенты университета лекциями этого ученого и мудрого человека. Как жаль, что Куинджи не портретист! Нарисовал бы его — большелобого с чуть насупленными черными бровями. В синих глазах огоньки печали. Длинные волосы с небольшим пробором слева закрывают уши. Он подбивает рукой густую бороду и увлеченно говорит:

— России нужна промышленность. Много заводов и фабрик, а не террористы. Только независимость экономическая есть независимость действительная. Всякая другая — фиктивная, воображаемая. А посконная матушка Русь разворачивается медленно. Я предлагал нефтепромышленнику Кокареву провести из Баку в Батуми нефтепровод. Выгода какая была бы! На берегу Черного моря основать заводы для переделки нефти в тяжелые осветительные масла. Остатки от переработки употреблять для топки паровиков только в исключительных случаях, потому что из тех остатков можно получать ценнейшие вещества. Тогда сразу бы цена на сырую нефть стала высокой. От этого выиграло бы не только нефтяное дело. Добыча каменного угля может быстрее, чем нынче, возрастать, а с тем выиграет вся русская промышленность.

— Говорят, в наших приазовских степях угля много, — вставил Куинджи.

— Вот, вот, — подхватил Менделеев, — Железные дороги нынче там строят. Хочу поехать туда. Нагольный кряж — место богатое. Расторопный англичанин Джон Юз это сообразил быстрее, нежели наши тугодумы. Знаете, с берегов туманного Альбиона оборудование доставил в Таганрог и в ваш Мариуполь. А потом — гужом к верховьям Кальмиуса. Заводское дело повел. Рельсы делает… Так всю Россию чужестранцы к рукам приберут. А вы — Академия.

— Корпуса за–а-аводские, — протянул, волнуясь, Архип Иванович, — Дым, вонь… Пропадет мой Кальмиус, моя степь… На–а-атура.

— Разумно нужно строить. Разумно, — прервал Менделеев. — Нефть в топках сжигают, а она сырье необычайное. Нефть жечь, равно что ассигнациями печи топить… Хочу поехать в Донецкий бассейн, посмотреть своими глазами богатства земные. Уголь, батенька, что нефть — минерал необыкновенный. Без него не поднимется Россия на ноги. Ей как воздух нужны заводские и фабричные промыслы. Это историческая неизбежность, батенька. Россия уже вошла в круг народов, которые участвуют в деле общего развития человечества со всеми особенностями, принадлежащими ей по месту и времени.