Георгий Граубин - На берегах таинственной Силькари

Одно время служил в Нерчинске приказчиком Павел Шульгин. Было это двести семьдесят пять лет назад. На него нерчинцы и написали первую челобитную, отправив ее в Москву. Вот о чем они рассказывали.

Однажды на бурят, что жили недалеко от Нерчинска, напали монголы и увели их к себе. Шесть лет буряты платили ясак монголам, а когда объявился в Нерчинске Шульгин, он приказал вернуть их. За бурятскими племенами был послан Григорий Лоншаков, которого прислали из Москвы искать серебряную руду. Отряду Лоншакова удалось отбить и вернуть под Нерчинск тысячу семей. А семьи эти в свое время пришли сюда с Байкала, с острова Ольхон. Теперь князец Зербо со старшинами пришел к Шульгину и стал умолять, чтобы он отпустил бурят на породные (родные) земли.

На Ольхон Шульгин их не отпустил, а, выудив взятку, позволил откочевать от Нерчинска. Но когда они откочевали, он объявил казакам, что буряты сбежали, и послал погоню.

В перестрелке два казака были убиты, многие райены. Испуганные буряты разбежались, а Зербо с матерью и детьми был взят в аманаты.

Тут Шульгин снова потребовал взятку. И когда получил серебряные чаши и блюда, отпустил князя в Монголию. С тех пор Зербо стал частенько делать на Нерчинск набеги, угонять казачьих и казенных лошадей.

Соплеменникам князя, которые разбежались во время погони, удалось добраться до Байкала. Но вскоре пришли служилые люди и стали отбирать у них лучшие кочевые места под пашни. Буряты снова ушли за границу, а их родственники остались в аманатах в Ундинском, Селенгинском и других острогах.

Казаки за измену всех их перебили и побросали в Селенгу-реку, а «жен и детей и животы их по себе разделили и распродали». Лишь немногие буряты закрепились по Хилку, Уде и около Байкала…

Так расправлялся Шульгин не только с ясачными людьми. Не меньше обид причинял он и русским служилым и казакам.

Отправляясь для сбора ясака, казаки должны были возить для подарков сукна, топоры, удила. Но подарочную казну Шульгин всегда забирал себе.

После отъезда казаков он забирался в церковь и разыскивал вещи, которые они там прятали. А когда священник однажды попытался протестовать,

Шульгин велел его раздеть и жечь на огне.

В Нерчинске Шульгин варил пиво и вино и насильно сбывал инородцам. Хлеб, что привозили купцы из Братска, Енисейска и Тобольска, он скупал и продавал втридорога. А денег казакам иногда не платили по нескольку лет, и они были «нужи и бедны и умирали голодною смертью». А тех, кто жаловался, Шульгин заковывал в железа и сам бил палкой.

Увы, Шульгин был не одинок. Якутские промышленные и торговые люди жаловались государю на своего воеводу: «А пытал он нас, холопей и сирот твоих, и жен наших позорил многими разными пытками, и давал ударов кнутних на одной пытке ста по полутора и больше, и на костре огнем жег, и стряски многим давал, и воду на голову лил со льдом, и пуп и жилы клещами горячими тянул, и у рук мышко огнем жег, и голову клячом воротил, и ребра ломал, и свечами спину жег, и уголье и пепел горячий на спину сыпал».

А вот «Роспись обид, причиненных приказчиком Христофором Кафтыревым», составленная казаками, посадскими и пашенными, крестьянами Братского острога:

«У Андрюшки Потапова взял он, Христофор, наглою своею напаткою, подкиня табаком, двадцать Рублев денег да быка большого.

У Васьки Дьячкова имел он, Христофор, дрова и сено сильно, имел ево, Ваську, в приказную избу с женою и бил батоги насмерть и мучил всячески безвинно и животишко его побрал к себе и смучил с него, Васьки, пятнадцать рублев денег.

У Ивашки Васильева разломал он, Христофор, у мельницы кровлю, и построил у той мельницы винокурню и, разломав от мельницы замок, взял сильно на винное куренье сто пуд муки ржаной.

У Стеньки Софронова взял он, Христофор, из-за гроз и из-за мученья коня доброва да двадцать пуд муки ржаной. Да он же, Христофор, ездит Братским уездом по деревням с продажным своим вином и продает в скляницы и в чарки и в ковши и заставляет купить сильно.

У Петрушки Мачехина взять ему, Христофору, было нечево, велел делать ему, Петрушке, винные бочки ведер по двадцати в страдное время, и делал он, Петрушка, десять бочек.

У Васьки Рыбника взял он, Христофор, угрожая кнутом и пыткою и муча в железах, два быка больших, два рубли денег.

Петрушку Огородникова взял он, Христофор, в приказную избу и мучил шесть недель в холоде, и угрожая пыткою и огнем, и смучил с него шесть рублев денег.

У Никишки Емельянова взял он, Христофор, быка, напрасно муча в железах».

По самым скромным подсчетам, Христофор за короткое время «смучил» с казаков десять коров, двенадцать лошадей, двадцать тонн хлеба. Сани ему делали бесплатно, бесплатно мололи хлеб, ставили и перевозили сено. И все это «под пытками и из-за гроз». Скот и хлеб Кафтырев продавал, На вырученные деньги его доверенные покупали в больших городах атлас, сукна, серьги, кумач, а потом все это вместе с пушниной увозили в Китай. Ходил туда с караваном из Нерчинска дружок Христофора, Петр Калмык. В Китае он покупал шелка и чай и очень выгодно перепродавал в Москве. По всей Сибири продавал Кафтырев, кроме русских и китайских товаров, табак, порох, хлеб и вино. («А кто вино у него, Христофора, не купит, то тех бьет, угрожает всякими угрозами и продает»). Ну, а тех, у кого находили Христофором же подкинутый табак, приводили в приказную избу, садили в колоды, ковали в железа и били кнутом, «вымучивая большие взятки».

Взятки, вымогательства, пытки, даже грабежи и убийства были в те времена обычной «формой» управления.

Иногда воеводам наказывали, чтобы они не брали по 2–3 ясака в год, как это было в Нерчинске. Иногда в виде наказания ссылали в казаки. Но чаще всего жалобы оставлялись без внимания. И тогда — изредка, правда, — казаки и посадские начинали бунтовать.

Нерчинцев Шульгин, например, довел до того, что они перестали пускать его в «съезжую избу», самовольно выбрали вместо него рудознатца Григория Лоншакова и написали жалобу.

Христофору Кафтыреву тоже не поздоровилось. В один из дней в острог съехались жители уезда для решения мирских дел и выборов старост. Но вместо выборов завели разговор о своих обидах. Узнав об этом, Христофор послал к ним своего дружка — попа Ивана Григорьева. Григорьев стал уговаривать крестьян не шуметь, но они ринулись на него и сбили с его головы шапку.

Услышав шум, прибежал Кафтырев. Он, как всегда, начал грозить кнутом и огнем. Но на этот раз казаки и крестьяне не испугались. Они выбрали управителями своих товарищей, а Христофору предложили покинуть «государевы хоромы».

Кафтырев не подчинился. А ночью приставленная к хоромам стража перехватила Ивашку Калгу с деньгами и письмом к енисейскому воеводе.