Марга Минко - Стеклянный мост

— Как это случилось? Где?

— В Хилверсюме. Их задержали на улице и немедля увезли.

— Документы у них были не лучшего качества.

— Совсем никудышные. Сколько раз я предупреждала Даниела. А он меня не слушал, и Луиза тоже. Она утверждала, что опасности никакой.

— Другого выбора тогда не было.

Мефрау Бендере уже побывала в доме, где Даниел с Луизой прожили почти год. Там жила другая семья. Из вещей не осталось ничего. Родители Луизы вернулись в свой дом, в Гауду, хотя и там все было разграблено.

— Ты что-нибудь слышала об остальных?

— Нет, пока ничего.

— В этих бюро сплошная путаница. Они сами не знают, что им делать.

Мефрау Бендере порылась в сумочке. Стелла отвела взгляд и посмотрела на блокнот, лежавший на столе. Он был открыт на чистой странице, за последние месяцы в нем не появилось ни строчки.

— Ты думаешь, тебе вернут что-нибудь?

— Я еще не была там.

— Прислать тебе парочку фотографий? — Она достала носовой платок, вытерла лицо, промокнула глаза, высморкалась.

— Конечно. — Не скажешь ведь, что фотографии больше не нужны.

— Будем ждать.

— Да, в Красном Кресте сказали, пройдет, мол, очень много времени, пока они получат какую-нибудь информацию.

— Как знать, может и так.

Они помолчали. Мефрау Бендере поднялась и пошла к двери. Уже на лестничной площадке она обернулась.

— Может быть, я могу что-то сделать для тебя, Стелла?

Она поблагодарила, сказав, что ничего ей не нужно, что она пока останется здесь, на чердаке.

Наспех поцеловав ее в щеку, маленькая мефрау Бендере снова вцепилась в свой платок и, спускаясь по лестнице, все еще продолжала сморкаться.

— Ты можешь навещать нас в Гауде в любое время, — добавила она.

Стелла подвинула к окну стул и, встав на него, так рванула бумагу, что лист разлетелся надвое. Кнопки, которыми была приколота бумага, градом посыпались на пол.

Лина Ретти ушла к себе, а он переступил порог моей комнаты, почти упираясь в скошенный потолок головой с коротко подстриженными, на американский манер, волосами. Он сел на один из ящиков, положил свой берет на пол и достал из нагрудного кармана пачку сигарет.

— Прошу.

— Я не курю.

— Вы первая, от кого я это слышу, с тех пор как мы в Амстердаме. И раньше не курили?

Наклонившись вперед и упираясь локтями в колени, он внимательно смотрел на меня.

— Только раз попробовала.

Он зажег сигарету и глубоко втянул дым, словно обдумывая что-то. Чувствовал ли он себя неловко, не зная, как ему держаться со мной; сожалел ли, что поддался на уговоры Ретти зайти?

— Мне кажется, вы до сих пор не вышли из подполья, — сказал он с улыбкой.

— Ошибаетесь. Я всегда чувствовала себя здесь как на воле. — Она сознавала, что освобождение не изменило ход ее жизни.

— А мефрау Ретти сказала мне, что вы до сих пор живете под именем Марии Роселир.

— Я привыкла к нему, ведь с сорок третьего года оно уже срослось со мной. По-вашему, это глупо?

— Но теперь вы можете вернуться к настоящему имени. Утаивать его теперь нет нужды.

— Знаю.

Он слово в слово повторял то, что говорила мефрау Бен-дере.

— Боитесь?

— Я в войну-то почти никогда не боялась, а теперь тем более. — Она ударила кулаком по ладони. Она и вправду боялась, но страх был другой, и говорить о нем она не могла.

— От кого же вы прячетесь? От самой себя? Как вас зовут?

— Рассказать вам, как я узнала об освобождении? — Она повернула свой стул и теперь сидела наискосок от него. — Я подняла штору затемнения и увидела, что напротив из такого же чердачного окна высовывается человек. У него были длинные седые волосы и желтоватое лицо. Он высоко вскидывал и опускал руки, будто одеяло встряхивал. Мне показалось, что он ждал моего появления. Вначале я не поняла, чего он хочет, подумала: наверно, у него с головой не в порядке. А потом услышала шум, на улицу высыпали люди, их становилось все больше и больше. Все хлопали друг друга по плечам, обнимались, приплясывали, будто на празднике. Когда они увидели меня в окне, то помахали мне и закричали, что нас освободили.

В горле у нее пересохло. Она подошла к раковине и начала пить прямо из крана, чувствуя, как вода струится в глотку.

— Как же вы поступили? Решились выйти на улицу?

— Я и раньше выходила.

— Но это же совсем другое дело.

— Да, конечно. Люди прямо-таки поглупели от счастья.

— Вы были в городе?

— Да, до самой Дам дошла, все посмотрела.

Ясно было, что он задавал вопросы не из праздного любопытства.

Она позвонила Рулофсу, больше никого в городе она не знала. Подавить в себе отвращение к нему и набрать его номер оказалось еще труднее, чем в прошлый раз. Она звонила целую неделю, но безрезультатно: линия не работала, а идти к нему домой не хотелось. И вот наконец она узнала, что временно отключенные номера вновь задействованы, и набрала его телефон еще раз.

"Ты первая, кто дозвонился до меня! — закричал Рулофс. — А это кое-что значит. Немедленно приходи. Выпивка найдется. Я сам уже две недели не просыхаю".

"Ты знаешь что-нибудь о Карло?" — спросила она. Помолчав, он сказал, что Карло арестовали. Из тюрьмы в Схевенингене его отправили в Вюхт, а оттуда в Германию. "Кажется, в Дахау". Он предложил разузнать все поточнее. Но она сказала, что справится сама. "Так ты заходи".

Она повесила трубку.

— У вас есть знакомые, к которым можно перебраться? — спросил офицер.

— Я пока поживу здесь. В конце концов, уже несколько лет я считаю этот дом своим.

Он понимающе кивнул и поднялся.

— Вам не помешает разок-другой проветриться. Позвоните мне, если будет желание. — Он что-то написал на карточке и протянул ей.

— А как вы попали в английскую армию? Были в подполье?

— Двинул на запад с войсками союзников. Я лейтенант запаса, а к англичанам присоединился во время арнемской операции. Позднее стал у них офицером связи.

— Значит, вы все-таки скрывались?

— Можно и так сказать, но я считал это просто переменой адреса. Когда мы второй раз угодили в плен, я смылся. А теперь вот надеюсь снова вернуться в школу.

— В школу?

— Я учитель истории.

Когда он ушел, она взглянула на карточку. Рейнир Фарендонк. Номер телефона. Теперь его не нужно было заучивать.

Стол, за которым она сидела накануне, был накрыт для завтрака. Подавала девчушка лет шестнадцати, черноглазая, с короткими черными волосами. У окна напротив сидела чета фламандцев. Муж аппетитно макал корочку хлеба в стоявшую перед ним глазунью. К ее облегчению, вчерашнего картежника не было видно. Пока девочка наливала кофе, она спросила, как ей найти доктора.

— Очень просто. Спросите у моего отца, он как раз на улице.

В окно было видно, как Сассинг моет машину.