Галина Докса - Мизери

Учитель старался, как перед полным залом. Манерой своей, снисходительно–ласковой, он напомнил Свете ее единственную подругу Асю, и тотчас она перелетела мыслями в пору своей недолгой, небурной юности, оставившей так мало следов в ее судьбе. Пожалуй, не будь той девической дружбы, заменившей Свете первую любовь, юность ее можно б было вымарать из дневника памяти как неудачный этюд спешащего романиста или как ненужную сноску в прозрачном тексте. Пожалуй, из всей той юности в существующей Светиной жизни (когда умерла мама) Ася была единственным человеком, легкимдля Светы. Подобно этому милому клоуну , балагурившему сейчас перед ней, Ася умела рассмешить ее тремя словами. Легкой Асиной ужимки, короткого жеста было достаточно, чтобы сломить угрюмость и серьезность, с отрочества сковавшие Свету, как реку схватывает ранний лед. Так же, как в это утро с Сережей, Свете было с ней просто и весело, и она никогда потом — Ася вышла замуж в Москву сразу после выпуска, — никогда не искала других дружб, поняв (не рассудком, но острым инстинктом), что одиночество суждено ей и что, в сущности, судьба распорядилась правильно, лишив ее Аси…

«Разве что в старости, — светло задумалась Света, пропустив ненароком Сережину репризу, но продолжая улыбаться остывающей улыбкой, — когда вырастут Асины дети…»

Младшему недавно исполнилось семь. Какое–то время они еще переписывались. Ася наезжала, звонила. И Света однажды, проездом, навестила подругу в ее московских немыслимых новостройках. Дело было зимой; добираясь от вокзала троллейбусами, Света чуть не отморозила ноги. Московская ночь, накрывшая клочковатой сетью тело изуродованного города, извивающаяся множеством ничем не спаянных отростков, напугала ее столь сильно, что ни разу больше Свете не захотелось увидеть Москву, как ни звала ее Ася в письмах. А письмам их с годами стало недоставать простоты и легкости, и все труднее им было понимать, за что они любят друг друга. «Мышка», — обращалась к ней Ася, и в ласковом этом прозвище слышалось Свете все менее шутки, все более — жалости.

Переписка оборвалась лет через восемь после Асиного замужества, восемь — Светиного девичества. Обе они не увидели в том утраты. Время после тридцати их лет побежало быстрее; пять лет укладывались в год, новогодние открытки летели плотной стаей, Ася располнела с третьим ребенком и перестала высылать Свете семейные фотографии, у Светы появился Игорь, о котором не знал никто…

Постепенно изменилось время, и все, чем держалось кое–как прошлое, проросшее из студенческой юности: профессии, имена, судьбы, достаток, расчеты и планы, — разлетелось прахом, почти не оставив по себе сожалений. Жизнь становилась все сложнее и жестче — внешняя жизнь, сровнявшая прошлое с землей, уравнявшая в диком капризе счастливцев с несчастливцами, умельцев с профанами, завистников с добросердечными, одиноких с…

«Как там моя Аська? — прислушавшись к анекдоту, который учитель, не сморгнув глазом, выдавал за историю, произошедшую с одним его приятелем, подумала Света. — Тяжело ей сейчас с тремя. И зачем она разошлась с Павлом! В такое время… Ведь была любовь».

Сережа поглядел на часы. Трамвай заставлял себя ждать. На остановке прибавилось людей. Подошел интеллигентный старик в куртке «Аляска». Подошла женщина средних лет в норковой шубке. Подошел выпивоха, успевший опохмелиться, и встал рядом. От него несло перегаром и чем–то еще, нестерпимым для Светы. Света с учителем переместились поближе к норковой шубке. Там пахло дорогими духами. Снег падал и падал…

Подошел подросток без шапки с наполовину обритой головой. Старушка с огромной сумкой.

— На промысел, — подмигнул учитель, но Света уж так устала, что не силилась улыбнуться.

Человек неопределенного возраста с большой черной собакой приблизился со стороны леса. Собака зарычала на мальчишку, тот свистнул…

Подошла, волоча за руки двух орущих малышей, молодая мать с несчастным лицом. «Не орите, кусит собака», — злобно сказала она детям, и они притихли.

«Хорошо, что у меня нет детей», — быстро и как–то нарочноподумала Света и улыбнулась как знакомой женщине в норковой шубке. Та с интересом посматривала на Сережу, который замолчал вдруг и глядел вдаль, полуоткрыв рот, — в точности клоун, обессилевший за миг до прощального поклона. Он был очень представителен в своей почти новой кожанке и совершенно новой волчьей ушанке, гармонирующей по цвету с его пышными усами. Света взяла его под руку, окинула взглядом публику, взмахом бровей заставила опустить глаза женщину в норковой шубке, перестала думать об Асе, юности, московской зиме, прошлом и…

И разом вспомнила об алмазе, лежащем на дне сумки со вчерашнего утра!

Ей вдруг самой захотелось шутить. Трамвай не показывался, и учитель заскучал. Снег прекратился. Народ толпился вокруг угрюмый, равнодушный, совсем чужой. Света молчала, озираясь. Все вокруг было темным и скучным, как долгая оттепель, вступившая в город в середине января, дохнувшая поддельной весной ненавистная тяжкая оттепель такого–то года.

— Вы знаете толк в драгоценных камнях, Сережа? — отчетливо, так, чтобы слышала хозяйка норковой шубки, спросила Света.

— Еще бы! — встрепенулся учитель физкультуры. — У меня дедушка был ювелиром, а прадедушка, сами понимаете, пират! А что?

Света вытащила алмаз и протянула ему на ладони:

— Как вы думаете, настоящий?

Учитель повертел камень так и сяк:

— На стекле проверяли?

— Режет, как по маслу! — с гордостью сказала Света. — Думаете, алмаз?

— Алмаз. — Учитель царапнул камнем по стеклу своих часов. — Спрячьте.

Он вернул алмаз и удивленно посмотрел на хитро улыбающуюся Свету:

— Вы богатая невеста, Светлана Петровна. Наследство?

— Что вы, это не мой алмаз! — воскликнула Света (так громко, что черная собака оглянулась и зарычала на нее). — Я нашла его в трамвае.

— Бывает же такое! — покачал головой учитель.

Он, разумеется, не верил ей.

— Давайте–ка отойдем с вашим брильянтом подальше.

Отошли на самый край площадки, чуть не к лесу…

— Спрячьте, Светочка. Вот так. Ну, вы даете! Носить с собой в сумочке «мерседес»! Можно сказать, возить его трамваем!

— Неужто «мерседес»?

— Поклясться не могу, но хотите, я покажу знающим людям? Вы продаете или…

— Конечно, покупаю! — хихикнула Света.

Шутка не имела успеха. Сережа серьезно и как–то соболезнующе смотрел на нее. « Чудачка », — прочитала Света в его глазах и обрадовалась приговору.

«Кажется, все сложности этого приятного знакомства позади, — подумала она. — Вот и славно. Мой курортный роман длился десять лет. Со служебным я уложилась в сутки. Что же дальше?»