Ю. Бурлаков - Восходитель

Он даже обскакал инструктора Ивана Лимарева, узкобедрого, тонконогого гимнаста с сильными, цепкими руками - лучшего локомотивского лазуна. У дорожки в палаточный городок стоял высокий камень-валун, на тором любили полазить курсанты. Лимарев проложил очень трудный путь из-под навеса и сам проходил его далеко не всегда. Миша пролез с ходу.

- Ну, дает сваненок! - изумился Иван.

В нижней трети ледника Кашкаташ, на ноздреватых глетчерных увалах, проходили ледовые занятия, а под самым перевалом - снежные. Снег и лед, как и скалы, были родным материалом для горца. Многие приемы передвижения он перенял от отца. На переправах через горн ые реки он удивил всех новым способом: поднял шест над головой и быстрыми прыжками пересен поток. Вода не успевала его сбивать. Правда, для «способа Хергиани надо было иметь сильные и прыгучие ноги.

Периодически курсанты проводили самостоятельные уроки. Миша хорошо показывал технические приемы, вот с рассказом дело не клеилось: слишком мало знал русских слов.

Жизнь в шумном молодежном лагере пришлась ему по душе четким ритмом, постоянной занятостью, веселостью. Каждый день приносил что-то новое. А вечерами, после ужина, в столовой звучала красивая музыка, и начинались танцы.

Ты чё, как медведь, топчешься, сказал Сергей. Давай, приглашай. Заезд хороший

Только что в лагерь прибыла смена новичков. Всюду мелькали незнакомые восторженные лица. Курсанты держались важно, как и положено старожилам. В эти самые дни с Мишей случилось то, чему он был немало удивлен. Он, законный жених законной невесты, стыдно подумать, влюбился в русскую девушку. Он, понимал, что пересматривать свои личные дела он не имел сейчас никакого права. Но совладать с собой не смог.

С Надей он познакомился в женской палатке, куда его затащили новые приятели. Там было четыре дев шки. Одна из них, беленькая, показалась ему удивительно красивой.

Ребята непринужденно разговаривали, Миша молчал.

Какой он собеседник двух слов по-русски слепить, не может чувствуя неловкость своего, положения, стесни тельный курсант почел за благо удалиться.

Куда же вы? - русая головка выглянула из палатки.

Очень хотелось вернуться, но он не решился. Как ни старался он побороть в сердце новое чувство, не мг его тянуло к Наде. Каждый день начинался с желания поскорее ее увидеть.

Вот что, друг, сказал однажды Сергей, отделение не может спокойно смотреть на твои страдания мы тебя научим трем заветным словам, после Катары все должно пойти хорошо. Ты скажешь Наде: «Я тебя люблю».

«Я вошёл в девичью палатку, Надя была одна. Она сказала: «Садись на кровать». Я сел. Щеки ее горели. Я, наверное, тоже был весь красный. Я очень волновался, но выпалил все, как было велено».

Теперь уже Надю надо было искать на улице. «Бог ты мой, что я наделал!» испугался горец. И все-таки Сергей был прав: после заветных слов все пошло куда лучше.

Свободное от занятий время Миша и Надя проводили вместе. Наверное, не было у него более терпеливого учителя русского языка, чем эта девушка. Вскоре он знал «Я помню чудное мгновенье», пел «Катюшу».

В знак благодарности он учил девушку лазать по скалам, в чем она, впрочем, больших успехов не достигла. Зато сам в ее присутствии обретал сатанинское бесстрашие.

«Когда она была со мной, я поднимался по таким скалам, по которым на веревках ходить боялись». Вечерами читал ей по-грузински стихи Важа Пшавелы, которого очень любил. Потом был заключительный вечер, и были танцы, и было ощущение счастья, нового счастья. А утром он проводил ее до Верхнего Баксана: Надя уезжала домой в Москву. Долго не могли расстаться. Договорились о встрече в Терсколе, в ноябре. К чему все это приведет, он еще не знал, но очень хотел этой встречи.

За время учения в школе Максим трижды проведывал племянника.

- Ну как? спрашивал он и всякий раз получал похвальный ответ.

Приводи еще такого парня, сказал Белецкий.

15 августа начались экзамены. Когда Миша вошел и взял билет, все отделение прильнуло к окошку. Саввон ободряюще моргнул: не робей. Хорошенькое дело не робей, когда перед тобой такие мудрые, седые и лысые люди.

Миша выскочил очень быстро, показал пальцем: «четверка».

Из выпукного документа:

«Хергиани Михаил Виссарионович в период учебы в школе инструкторов альпинизма ВЦСПС с 8 июля 1950 по 16 августа 1951 г. показал следующие успехи: Техника скалолазания - отлично, техника передвижения по льду и снегу - отлично, учебные восхождения - отлично. Исключительно хорошо подготовлен физически. Обладает отличными природными данными и воспитанньми с детства навьками альпиниста. При дальнейшем правильном развитии этих начеств из Хергиани безусловно вырастет первоклассный альпинист.

Выпущен для стажировки с оценкой «хорошо».

Прощай, Сванетия

У выпускника Всесоюзной школы инструкторов альпинизма Хергиани самоуверенности было хоть отбавляй: «Я инструктор, я теперь могу везде ходить!»

И он пошел, в одиночку, через перевал Кой-авганауш с заходом на вершину Виа-Тау. Схватил на гребне «холодную» ночевку, чуть было не замерз: всю ночь нцевал, прыгал, бросал камни. (Когда он позже рассказал об этом путешествии Шалико -Маргиани, работавшему уже инструктором, тот строго предупредил: «О своем одиночном восхождении никому. Узнают - сразу дисквалифицируют».)..... «Из школьных лекций я так и не узнал, что в одиночку в горах ходить не следует».

Подходя к ферме, он увидел Като, державшую на руках козлёнка. На ней были рабочие сапоги, светлый розовый сарафан поверх свитера, простенькая косынка Все-таки городские девушки одеваются с большим вкусом, отметил про себя выпускник. Конечно, им не надо вставать на рассвете, когда холодная роса лежит на лопухах, не надо месить навозную -жижу в загонах, доить колхозных коров или коз. Но разве от этого глазу легче?

Максим прочел документ, поздравил.

Даст бог, походим вместе.

Дня через три Миша появился в Лагами. Доволен? спросил Виссарион.

Доволен.

Ну да, конечно, чего тут спрашивать. В голосе усмешка. Будем считать, первую специальность получил. Хоть, правда, не ахти какую, но все-таки. Инструктор.

А что?!.

Я просто хотел сказать, что ты стал солидным человеком не стыдно свадьбу сыграть.

Свадьба была намечена на осень...

Чем ближе подходил день свадьбы, тем большее беспокойство овладевало Мишей. Разве он разлюбил Като? Пожалуй, нет. Тогда что же было то, в августе? Забава, увлечение? Ни то и ни другое. Значит, снова любовь? Так где же она настоящая? Разобраться в этом было пепросто.

Он понимал, что окончательное решение должен припять не под давлением обстоятельств, а оставаясь свободным, насколько можно было оставаться свободным в его положении.